Сергей Заяицкий - Красавица с острова Люлю
— Сеньоры, — сказал он почтительно, — научные деятели и едут с высокою целью на остров Люлю… Они хотели бы знать, где находится этот остров и как до него добраться…
Пэдж поправил скорлупу в своем глазу и с необычайной ловкостью плюнул в окно так, что плевок его только слегка задел за ухо Роберта Валуа. Он долго молчал.
— А они, — наконец произнес он, — не шеромыжники…
— О, мистер Пэдж, это же все ученые люди… Это Колумб, это Архимед, это Шекспир, а это Эйнштейн…
Пэдж кивнул головою глубокомысленно:
— Я сам окончил воскресную школу, — прохрипел он. — Остров Люлю… Гм!..
— Расположен под 46-м градусом… — начал доктор Сигаль.
Мгновенно лицо Пэджа исказилось. Глаз его засверкал, голова втянулась в плечи, и не успели друзья опомниться, как доктор уже лежал на полу у противоположной стены, а Пэдж потирал ушибленный кулак.
— Будешь ты молчать, долговязая минога, — крикнул он, — когда говорит кривоносый Пэдж?… Или ты привык, чтоб тебе щекотали ребра вот этою игрушкою?
И он вынул из кармана огромный кольт.
— Ради бога, простите, мистер Пэдж, — забормотал Галавотти, — сеньоры не знали… они не нарочно…
— Пусть дадут мне еще один настоящий доллар.
Пожевав снова бумажку и поглядев ее на свет, он хватил кулаком по столу.
— Завтра, — крикнул он, — на закате! Едем! На остров Люлю. 100 долларов до, 100 во время и 100 по окончании… Никаких женщин с собою не брать… Повешу на рее вниз головой!.. Молчать!.. Не возражать! Шхуна «Агнесса»! Кто пошевельнет пальцем, тому прострелю кокос! Честное слово!
— Кокос — это голова, — шепнул Галавотти.
Сказав все это, Пэдж повернулся и, переваливаясь, удалился. После его ухода минуты две царило молчание.
Профессор тихо стонал, потирая ушибленную диафрагму.
Сам Галавотти был, казалось, немного подавлен.
— А если мы решим не ехать на остров Люлю? — спросил, наконец, Пьер Ламуль.
— Невозможно, — сказал Галавотти, покачав головою, — Пэдж больше всего ценит данное слово… Он перестреляет всех нас как куропаток.
— Ну, ехать так ехать, — сказал Ящиков, — по крайней мере, не зря через океан переехали.
В это время Пьеру Ламулю опять показалось, что в окне противоположного дома, на фоне лампы, мелькнула черная борода.
— Послушайте, — сказал он тихо Галавотти, отозвав его в сторону, — меня смущает один черномазый глухонемой бразилец, который, по-моему, следит за нами вот из того окна…
Галавотти задумался.
— Что же! Долларов сорок, — сказал он.
— Что?
— Сорок долларов возьму за то, чтобы прирезать его, и пятьдесят — чтоб пристрелить… Стрелять опаснее… слышнее…
— Да я вовсе не хочу убивать его… я только хотел бы справиться. Что это за фигура?..
— Это можно… маленький разговорчик с ножом, приставленным к горлу, или с дулом револьвера, уткнувшимся в глаз… Я это сделаю… Через час все будет известно… Все легли спать… Они легли, тщательно осмотрев тюфяки и простыни.
— Я думаю, что со стороны мы производим впечатление идиотов! — заметил Валуа.
— Да и не только со стороны, — проворчал Эбьен.
Скоро они задремали… Не спалось одному Ламулю.
Он думал об этом черном бразильце, и странная мысль пришла вдруг ему в голову. Галавотти тихо вошел в комнату.
— Ну? — спросил его Ламуль.
Тот смущенно промолчал.
— Ничего не вышло, сеньор, — сказал он наконец, — я испытал все способы, только под конец вспомнил, что он нем как рыба…
— Так он мог бы написать…
— У нас не было под рукой чернил… Покойной ночи, сеньор, если на вас нападет змея, хватайте ее около самой головы, но никак не за хвост…
Он вышел. Ламуль долго ворочался с боку на бок…
— По-моему, — пробормотал он наконец, — сеньор Галавотти мог бы говорить более искренним тоном… Нет… Это черномазый дьявол мне решительно не нравится.
Наконец усталость взяла свое. Он уснул.
Глава IV
Шхуна «Агнесса»
На фоне желтого заката черным силуэтом вырисовывалась шхуна «Агнесса». Бирюзовые воды быстро темнели, и когда лодка отчалила от пустынного берега, то вспыхнули звезды, и всех охватило какое-то торжественное настроение.
— А где же Большая Медведица? — спросил Ящиков.
— Она осталась по ту сторону экватора… Зато вон… видите… над самым морем такие яркие звезды, это Южный Крест…
— Философы утверждают, что все это плод нашего воображения. Что светятся только видимости, а на самом деле небо усеяно некими вещами в себе, недоступными нашему уму.
— Бросьте философию, — сказал Галавотти, — я, сеньоры, сам люблю пофилософствовать на полный желудок, только не в такие ночи… У нас тут был один философ, так он доказывал, что все дело в привычке… Что, мол, привыкнув, можно жить и под водой… Вот он и начал привыкать, а мы ходили смотреть… Ну, что ж, на десятый день его сожрала акула! Ерунда эта ваша философия…
Все умолкли и задумались.
Вдруг Ламуль, вглядевшись в темноту, произнес с удивлением:
— Навстречу нам едет лодка…
— Лодка? — спросил. Галавотти, — что же тут удивительного? На то и море, чтобы по нем плавали лодки… Вот если бы навстречу нам ехала телега…
— Но разве на «Агнессе» есть другие пассажиры?
— О, разумеется, нет! А вот мы сейчас узнаем, в чем дело…
Встречная лодка приблизилась, и Галавотти издал пронзительный свист. Гребец, ведший пустую лодку, в ответ щелкнул языком с такой силой, словно выстрелил из пистолета.
— Контрабанда, — прошептал Галавотти с удовлетворением, — свой!
Племянник Гамбетты сделал вид, что не слышал.
С черного тела шхуны прозвучал оклик: — О-э!
— Э-о! — ответил Галавотти.
В лодку — упал конец вонючей веревки.
— Лезьте, — сказал Галавотти.
Путешественники переглянулись с некоторым смущением. Бок шхуны казался снизу черной стеной неизмеримой высоты, а темная, как чернила, вода была малогостеприимна.
— Полезайте, Валуа, — сказал Гамбетта, — вы представитель древнейшего рода.
— Да, но Ламуль — глава экспедиции.
— Неправда! Мы все поручили руководство нами доктору Жану Сигалю.
— Но я в жизни своей не держал в руках ни одной веревки.
— Ну же, сеньоры полезайте, не то старый Пэдж разозлится. А вы знаете, что тогда будет…
Как бы в подтверждение этих слов сверху донеслось громоподобное ругательство.
— Мы не умеем лазить по веревке, — крикнул Роберт Валуа.
Впоследствии он часто жалел, что не родился немым.
На секунду воцарилась тишина, причем Галавотти схватился за голову и замер от ужаса. В следующий миг разразилась буря. Казалось, в легкие старого Пэджа залез целый оркестр из ударных инструментов.
