Николай Великанов - Красный сотник
Точно, это был Субботов.
— Очнулся наконец...
Софрон помог Тулагину подняться в постели. Тимофей был очень слаб, но с помощью Субботова все же сел, огляделся вокруг. Комната — не комната, амбар, что ли, или зимовье. Стены срублены из бревен, не обмазанные. Стол — широкая плаха — стоял на грубо тесанных половицах двумя ножками, другую пару ножек заменял чурбак лиственницы. У стен длинные полки со всякой утварью. Рядом с печкой — кровать в виде нар, застланная толстым потником.
— Где я? — разжал разбухшие губы, полушепотом спросил Тулагин.
Софрон поспешил с ответом:
— На заимке Чернозерова. Помнишь, старик нас ночью выводил за Серебровкой. Так вот он и есть, Илья Иванович Чернозеров — хозяин этой заимки. А это невестка его — Варвара.
— Мы думали, из белых ты... — заговорила грудным голосом Варвара, светловолосая, сероглазая, круглолицая молодуха. — Денно и ночно отхаживали. Какой ты был — страшно глянуть. Мертвяк мертвяком. Совсем плох. Хорошо, пуля внутренности не задела — так кровью же начисто истек. Думали, не выживешь. Ан нет — выжил...
Тимофей был облачен в широкую холщовую рубаху: его одежда, выстиранная и заштопанная, висела на жердях неподалеку от печки. Он сидел на приставленных к стене двух скамьях, застеленных разным тряпьем и старым ергачом, облезлой шерстью наверх.
— Ребята как? — опять задвигал губами Тулагин.
— Рассеялись поначалу. А сейчас собираются помаленьку. Многих, конечно, недосчитаемся...
Долго сидеть Тимофею было трудно: усталость ломала его, клонило набок. Субботов помог ему лечь.
Варвара спохватилась:
— Подкрепиться тебе надобно. Почитай, целую неделю только молоком да медом подкармливали. Теперь, слава богу, можно и лапшичкой горяченькой.
Тимофей опять спросил:
— А Моторин как?
Субботов помедлил с ответом:
— Моторин?.. — Он отвернулся к стене. — Зарубили Моторина семеновцы. Раненый он был. Ребята вынесли его со станции. К утру — до Серебровской, значит, а там — белые. Особый эскадрон какого-то есаула Кормилова. Ну и...
— А сам как?
Субботов рассказал Тулагину о своих мытарствах.
Из огненного четырехугольника он вырвался последним, с пятью самыми близкими бойцами-товарищами. Софрон повел их не на хребет, с которого они атаковали станцию, а вдоль железнодорожного полотна. У разъезда свернул в лес, к станице Холодной.
В Холодной у хозяина крайней избы разузнал, как проехать на Колошу. Оказалось, прямо дороги нет, только через Серебровскую. Пришлось день провести в тайге, так как с восходом солнца в Холодную заявились семеновцы.
Ночью Субботов с бойцами двинулись в Серебровскую. При подъезде к ней попали в засаду. Потеряли двух бойцов, снова ушли в тайгу.
На вторую ночь Софрон опять решился приблизиться к станице. Изрядно покружив огородами, пробрались во двор Чернозерова. Всех мучил голод, а Софрона еще — незнание обстановки в округе.
К счастью, бородатый проводник был дома. Он впустил Субботова с бойцами, замахав руками:
— Зверю в пасть прикатили... Похватают вас тута... Порубают, как энтих...
От старика Софрон узнал, что после ночного «тарарама» на станции в Серебровскую прискакал эскадрон белоказаков во главе с лютым есаулом. Семеновцы поймали несколько конников, одних расстреляли, других зарубили. А самый главный — красный сотник — вырвался от белых, тяжело ранив есаула.
Чернозеров сообщил также, что семеновцы сейчас перекрыли все дороги, повсюду ищут красногвардейцев и особенно их командира. Так что пока нужно забиться в тайгу и переждать некоторое время. Старик посоветовал воспользоваться для этого зимовьем у Лосиного ключа. Место там спокойное, неотоптанное; два-три дня вполне можно отсидеться.
Подкрепившись у Чернозерова и запасшись провизией, Субботов с тремя бойцами отправился на Лосиный ключ. Старик подробно растолковал, как туда проехать. Пообещал через сутки наведаться.
Ночь стояла лунная. Но в малознакомой местности поблуждать немного все же пришлось. Покрутив верст десять меж сопок, ручеек, как и объяснил старик, привел Субботова и его спутников нехоженым распадком к замшелому зимовью.
Через ночь пришел Чернозеров. И не один. Он привел шестерых бойцов из моторинского взвода во главе с Хмариным. Хмарин-то и поведал о том, как белые зарубили раненого Моторина.
Чернозеров с глазу на глаз сказал Субботову, что у него на заимке лежит в беспамятстве один человек. Вначале он принял его за семеновского офицера, потом засомневался: не похож он обличием на офицера. Да и в бреду бормочет что-то непонятное: то скомандует «Огонь по белым», то ругнет какого-то Шукшеева, то вспомянет, видать, свою зазнобу, Любушку...
Субботов не дослушал до конца старика. Ему стало ясно, что это Тулагин. Он тотчас собрался с Чернозеровым на заимку. И вот Софрон здесь...
В избу вошел Чернозеров. Теперь Тимофей мог по-настоящему рассмотреть своего спасителя. Старик был среднего роста, сухой, жилистый. Большая, кудлатая с чернью борода как-то не очень шла к его лицу — худому, узкому, с маленькими, глубоко всаженными в подлобье блеклыми глазами.
Чернозеров заговорил густым басом:
— Однако трогать его покуда не следует. Пущай в силы входит.
Софрон спросил Тимофея:
— Как? Побудешь здесь, пока на ноги встанешь?
Тулагин молчал.
— Тут, конечно, с едой получше. Да и пригляд женский. А мы соберем остальных и за тобой всей сотней...
Тимофей разжал губы:
— Поскорей...
— День-другой, не больше.
Подоспела Варвара с горячей лапшой:
— Будя вам хворого человека потчевать баснями. Надо, соколик, горяченького похлебать.
Прощаясь с Тулагиным, Софрон достал из-за пояса маузер, положил Тимофею под ергач.
— На всякий случай.
7
Дни тянулись медленно. Медленно вставал на ноги и Тулагин.
По первоначалу он тренировал себя самостоятельно подниматься с постели и ложиться. Затем начал пробовать ходить по избе. Варвара шлепала рядом с ним босыми ногами по щелястому полу, готовая, если что, поддержать.
— Храбрее, соколик. Вот так... Шибче, шибче, — приговаривала она.— До свадьбы выходишься...
Чернозеров сутками отсутствовал: уезжал в Серебровскую, к Лосиному ключу к Субботову. Заимка всецело оставалась на невестку. Варвары на все хватало. Она успевала варить, за Тимофеем ухаживать, управляться с коровами, телятами и овцами, косить траву на лугу, сушить ее на полуденном солнце, складывать в копешки.
Однажды она предложила Тулагину выйти на воздух:
— Денек нынче обещает быть благодатным. Вылазь на солнышко, подыши маленько. Ходить-то уж словчился. Чего затворничать?.. И мне веселей будет.