Икста Мюррей - Золото Монтесумы
Доктор Риккарди остановилась перед лестницей и похлопала меня по плечу:
— Ну что ж. Вы, должно быть, очень устали. Можете немного вздремнуть, прежде чем приняться за работу. Или мне попросить Андриану принести вам немного еды, чтобы вы подкрепились?
Марко повернулся ко мне и с такой непринужденностью коснулся моего локтя, что на мгновение я приняла его за Эрика и, осознав свою ошибку, в ужасе отпрянула назад.
— Вы проголодались?
Я ответила отрицательно. Видимо, я употребила слишком много спиртного во время полета, и вот теперь меня сильно мутило, голова будто раскалывалась на части. Есть совершенно не хотелось.
— Увлеченным своим делом не требуется отдых, — заметил Марко.
— Чем скорее мы с этим покончим, тем лучше, — сказала я. — Мне хотелось бы, если возможно, прямо сейчас взглянуть на эти архивы.
— Ах, дорогая моя, в Италии можно все!
Доктор Риккарди стала быстро подниматься по застеленной ковром лестнице, затем повела нас по темноватому коридору к высоким дубовым дверям. Остановившись перед входом в сокровищницу, она улыбнулась с гордостью истинного коллекционера:
— Сейчас вы все увидите! — И распахнула двери.
Оказавшись перед этим великолепием, я ахнула от восторга. Стены библиотеки Медичи-Риккарди блистали золотой отделкой, дубовые полки была заставлены старинными книгами в дорогих кожаных переплетах. Я читала, что они были из собрания Лоренцо Великолепного, отправившего своего библиотекаря Иониса Лакасиса на Восток, где он скупал книги Платона, Лукана и Аристофана, которые по приказу Саладина были переведены на арабский язык и переписаны от руки. На первом этаже библиотеки располагались столы с перламутровой инкрустацией и золочеными стульями, предназначенные для читателей. Среди них выделялся один, весьма ученого вида человек, поглощенный изучением какого-то толстенного труда. При этом он использовал огромную лупу в бронзовой оправе, закрывающую почти все его лицо. Особо привлекали внимание его спускающиеся на спину иссиня-черные волосы, явно указывающие на то, что флорентийский перфекционизм этого господина был замешен в определенной степени на турецкой или даже перуанской крови. В полной тишине шуршали переворачиваемые читателями страницы. Через полукруглое окно, располагавшееся почти под самым потолком, в зал падал мягкий луч света.
Доктор Риккарди остановилась у полки, на которой лежали коробки, обвязанные шелковой тесьмой. Она спустила на пол две из них.
В одной из коробок находились красивый старинный фолиант в кожаном переплете с вытисненными на обложке цветками розы и толстая пачка карточек со странными, нарисованными от руки знаками. На верхней был изображен красный дракон с глазами, сверкающими золотистым огнем.
— Не та коробка, — покачала головой доктор Риккарди.
— А что это за вещи?
— Они принадлежали супруге Антонио. Мы приобрели их три года назад на аукционе за сравнительно невысокую цену. Это ее дневник и оккультные карты. София была в некотором роде спиритуалисткой.
— А, так это карты Таро! — сказала я. — Похоже, они очень старинные и раскрашены от руки. Какая прелесть!
— Ну вот, началось! — недовольно проворчал Марко.
Но Изабель одобрительно улыбнулась мне.
— Да. Молодец, Лола! Эти карты достались Софии от матери — вместе с ее богатым воображением, чему является свидетельством этот дневник. Его содержимое представляет огромный интерес для женщины-историка, хотя, как видите, Марко вовсе не считает эти женские штучки достойными изучения. Этот синьор — ужасный женофоб! — Подтрунивая над ним, она подняла вторую коробку. — Однако вот это удостоилось его внимания!
Приоткрыв крышку второй коробки, заполненной стопкой пергаментных листов с остатками сломанных печатей из золотистого воска с изображением волка, доктор Риккарди загадочно улыбнулась:
— Это письма Антонио — на них такая же печать!
Я достала первый лист и повернула его к свету. Он содержал послание Антонио к папе Льву X, урожденному Джованни Медичи, его двоюродному брату. Внимательно рассмотрев его, я заметила, что на этом письме указана более ранняя дата, чем на том, что находилось у Марко, — похоже, он написал его во время вторжения в Африку, точнее, за 15 лет до путешествия в Мексику, где и присоединился к Кортесу.
— Совершенно верно! — довольно подтвердила доктор Риккарди. — В юности Антонио и не думал стать участником завоевания Америки, гораздо больше его интересовали научные эксперименты.
— Вернее, вивисекция, — осуждающе уточнила я. — Он ставил свои чудовищные опыты над бедными и бесправными крестьянами.
— Да-да! Благодарю за уточнение! Так или иначе, но позднее он продолжил свою работу в Африке — это было в начале XVI века. Антонио увлеченно изучал труды известных мавританских алхимиков, начав искать тайну бессмертия в металлах. Его очень интересовала Америка, поскольку европейцы были уверены, что ее земли изобилуют драгоценными металлами. Он отправился в Мексику вместе с Кортесом. После возвращения во Флоренцию он в припадке ярости убил раба. Изгнанный из Флоренции, он посвятил себя меценатству и алхимии. — Доктор Риккарди поправила очки, всматриваясь в документ, извлеченный мной из коробки. — Вот это письмо было написано во время его африканских приключений. Мы считаем, что этот его период был омрачен безумием.
«3 декабря 1510 года
Тимбукту, Западная Африка
Джованни, Святому отцу, в миру нашему любезному кузену.
Мне стало известно, что в настоящее время вы без оглядки расточаете богатства церкви. Настоящим письмом призываю вас немедленно прекратить растраты, так как средства Ватикана понадобятся для экспедиции в страну мавров в интересах моих философских проектов.
Вы, Джованни, и моя невеста София осуждаете меня за то, что я считаю своим великим предназначением создание сильного избранного общества. Вы эту затею воспринимаете как проявление черной магии. Я, являясь всего лишь последовательным учеником Платона, ставлю себе задачу вывести человечество из эпохи Потребления в эру Разума. Сначала мне пришлось заниматься вынужденным умерщвлением преступников и сумасшедших, вскрытием трупов с целью изучения строения их затуманенного мозга. Затем, два года назад, я прибыл сюда, в Византию, чтобы открыть тайные знания мавританских: алхимиков, касающиеся медицины, желая помочь человечеству излечиться от предрассудков и варварства. Два года! Это лекарство долго мне не давалось!
Только теперь, спустя долгие годы кропотливой работы, был найден способ лечения этих древних болезней — хотя не думаю, что вы его одобрите.
