Юрий Уральский - Поиск-90: Приключения. Фантастика
Наконец пришел Ханов. Вид у него был усталый.
— Ну, братцы, завертелось, — сказал он. — Теперь только поворачивайся.
— Мы задержали Сидорова, — сообщил Пискунов.
— А у тебя нераскрытых краж нет, Григорий Иванович? — словно бы не реагируя на сообщение Пискунова, спросил Ханов.
— Краж? — как-то странно посмотрел на него Пискунов.
— Ну да, — кивнул Ханов. — Крупных краж.
— Одна висит, — признался Пискунов. — А ты откуда знаешь? Ребята мои рассказали?
— В универмаге? Да?
— А ты что тут допросы устраиваешь? — деланно возмутился Пискунов. — Если и в универмаге, то какое это имеет отношение к Сидорову?
— Мне кажется, самое прямое, — без всякого смущения ответил Ханов. — Мы тут с твоими оперативниками прикинули… Кривой-то — вор!
— Постой, постой, — прервал его Пискунов. — Ты… Ты имеешь в виду… Когда Терентьев ездил в Горноуральск?
— Двадцать первого декабря, — подсказал я.
— Кривой ходил в гараж к Терентьеву двадцатого… — как бы сам с собой размышлял Пискунов. — А в ночь с двадцатого на двадцать первое… Утренних и ночных поездов в сторону Горноуральска у нас нет. Рейсовых автобусов… Значит, пришлось бы ехать на вечернем… Интересно?..
— Помолился? — усмехнулся я, глядя на взволнованное лицо Пискунова.
— А ведь Ханов прав, — наконец сказал Пискунов. — Кража-то из универмага была у нас в ночь с двадцатого на двадцать первое. Утром, часов в семь, обнаружили. Всего на сумму более пятнадцати тысяч рублей. И что самое интересное — кража была явно по наводке. В эту ночь работала только автономная сигнализация. Но звонок не прозвенел. Как потом выяснилось, его просто-напросто отключили.
— Сидоров! — не то подсказал, не то спросил Ханов.
— Вот мы его и спросим. — Пискунов снял телефонную трубку. — Приведите ко мне Сидорова, — попросил он, и вдруг лицо его побагровело. — Что?! — закричал он в трубку. — Ну и дела! Скорую вызвали? Хорошо. Я сейчас спущусь.
Пискунов швырнул трубку на аппарат.
— Что там? — спросил я.
— Да ничего особенного, — уже более спокойно ответил Пискунов. — У Сидорова глубокий обморок. Вызвали скорую. Отводятся…
— Отводятся, — кивнул Ханов. — Молодой… Это у него на нервной почве. Такое иногда бывает. Не смертельно.
— Спасибо. Успокоил. — Пискунов вышел из кабинета.
В половине девятого вечера позвонил старший группы наблюдения и сообщил, что из дома Мигалевой вышел Колесов.
— Что делать? — спросил он.
— Подстрахуйте его, — приказал я.
— Куда это он направился? — заволновался Ханов.
— Должен позвонить, — я почувствовал, что волнение Ханова передается и мне.
Воцарилось напряженное молчание. Ждали звонка. Колесов позвонил через двадцать две минуты.
— Жду вас у кинотеатра. В моем распоряжении не более получаса.
— Едем, — кивнул я Ханову. Колесов топтался у кинотеатра.
— Привет, — нагнулся он к дверце машины. — Подвезете?
— Давай, садись, — усмехнулся Ханов.
Колесов влез в машину.
— В общем, так, — начал он. — Еду… в пионерский лагерь. Приказ «Дмитрия Петровича». Кстати, кличка у него Сивый. Я слышал, как хозяйка его называла. Авдотьей зовут.
— Дальше, — поторопил я.
— Пионерский лагерь называется «Металлург». Там работает сторожем некий Сидоров. Вернее, работал. Сивый знает, что его сегодня задержали и увезли в милицию. Авдотья ходила в универмаг на разведку. Сам Сивый нетранспортабелен. Едва ходит. Не то подвихнул, не то растянул ногу. Распухла. Кровоподтек на опухоли свеженький. Значит, повредил ногу не раньше, чем сегодня ночью. Я сам накладывал ему водочный компресс, так что хорошо разглядел.
— На кой черт ты едешь в лагерь, если Сидорова там уже нет? — спросил Ханов.
— А он и не нужен. В колодце, рядом со сторожкой, спрятаны кое-какие вещи. Мне велено их достать и привезти сюда. Все это я должен обтяпать в течение ночи. Туда на автобусе до соседнего города, там восемь километров пешком до лагеря. В сторожке возьму лыжи и обратно по речке до самой станции Гора. Ждут они меня к четырем-пяти утра. Похоже, собираются менять место жительства. Как я понял, Авдотья еще утром сходила на вокзал за билетами.
— Но как ты изымешь вещи, если в лагере находится сторож? — спросил Ханов.
— В «Металлурге» сторожа нет. Отчим Сидорова лежит в больнице.
— Вот черти! — хлопнул себя по колену Ханов. — И это знают!
— Они даже знают, что в соседнем лагере дежурит алкаш. Поливанов его фамилия. Так он всегда пьян. Опасности от него никакой. Ну, а если возникнут непредвиденные обстоятельства, велено трахнуть его по чердаку. И всего делов.
— Значит, делаем так, — сказал я. — В лагерь ты не едешь. Туда поедет опергруппа и изымет все барахло. Тебя же отвезем в дом моего родственника. Пока там отсидишься. А этого «Дмитрия Петровича» задержим сегодня же вечером.
— А повод? — спросил Колесов.
— А разве не он был сегодня ночью в поселке Лесное у Красноперова? — вопросом на вопрос ответил я. — Не там ли он повредил ногу, прыгая с поезда? Он ведь не на станции садился. Собака нас вывела в лес. Значит, и сходил с поезда не на станции Гора, а где-то на перегоне. В его возрасте прыгать на ходу занятие не безопасное.
— А кроме всего, — галоши, — подсказал Ханов. — Сдается мне, что лаковые туфли, которые видела Смолина в Горноуральске, и отпечатки, обнаруженные нами в Лесном, на месте убийства Красноперова, — обувь одного покроя.
— Кстати, что курит твой «Дмитрий Петрович»? — спросил я.
— Сигареты «Памир».
Отправив Пискунова к прокурору района, мы с Хановым решили прикинуть план задержания Сивого. К самому нашему возвращению в отдел опергруппа уже закончила проверку Мигалевой и ее жильца «Дмитрия Петровича». Выяснилось, что фамилия у него Епифанов, зовут Митрофан Игнатьевич. Работает истопником в местном приходе. Мигалева тоже устроилась в церкви. Продает свечи и крестики.
Теперь следовало тщательнейшим образом изучить дом Мигалевой. Он стоял в переулке и своими огородами выходил на межу следующего участка, таким образом был как бы зажат между огородами домов, находившихся на параллельных улицах и противоположного переулка. Весь приусадебный участок был равен примерно девятнадцати-двадцати соткам, и, если заходить к дому со стороны огорода, необходимо было преодолеть расстояние не менее семидесяти-восьмидесяти метров голого, как ладонь, пространства.
Сам дом представлял собой крытую наглухо усадьбу. В двадцати метрах от дома притулилась к забору соседнего огорода небольшая банька с предбанником и поленницей дров.
