Александр Маро - Аластор
– Это дар, – сквозь маску процедил Аластор, – его нельзя забыть.
Он сел рядом, так, что его длинные ноги почти уперлись в чадящий дымом костер, и, слегка приподняв голову, сухо заметил:
– Здесь, в глубине пещеры, кажется, что времени не существует вовсе.
– Тут спокойно, – согласился Сашка, – и тихо. Это твое единственное убежище?
– Это мой дом! – резко ответил Аластор. – Вся пустыня, от Севера до Юга, во всем ее скупом многообразие – моя обитель и мой скромный кров. И другого мне не надо.
– Ну да, – по-детски легко согласился Сашка, – тебя ведь не зря называют духом пустыни.
Из-под маски раздался тяжелый смех.
– Аластор – дух мщения, проклятье Южной столицы. И ты тоже веришь в эту легенду?
– Верю! – твердо произнес Сашка.
– Ну что ж, – Аластор оперся спиной на край тяжелой каменной глыбы и, скрестив руки на груди, негромко заговорил: – Тогда тебе полезно будет послушать мой рассказ. Подобное тебе навряд ли удастся еще когда-нибудь услышать.
Сашка внимательно приготовился слушать. Навязчивая сонливость в нем бесследно исчезла и уступила место удивительному таинству, настоящему откровению легенды, имя которой звенело на устах сотен тысяч людей по обе стороны от Красной пустыни.
– Я не знал свою мать, – отстраненно, все тем же тяжелым голосом заговорил Аластор. – Меня выплеснули на улицу прямо из околоплодных вод. Лишь много позже я услышал и свое имя – сафир! Тебе ведь известно кто такие сафиры?
Сашка махнул головой.
– Верно! – процедил Аластор. – Это люди с физическими отклонениями, мутанты, пугающие остальных своим внешним видом. В них течет кровь с нарушенными генами – символ осквернения их родителями священного сосуда жизни. Таковым был и я. В сомнительное наследство от своей матери я получил обезображенное лицо, неправильно сформированные легкие и в довершение всего припадки дикой головной боли, от которой есть только одно спасение – препараты на основе морфия.
Аластор тяжело вздохнул, набрав этими самыми легкими влажный воздух пещеры, и все тем же тоном безучастного свидетеля, продолжил:
– В сиротском приюте «Эмбера» не делали различий. Каждый никчемный, жалкий уродец, запуганный и несчастный был сафиром. Их собирали по всей Республики – знатным дамам и виднейшим богачам-аристократам хотелось видеть себя щедрыми покровителями убогих. На деле же созданный ими приют «Эмбера» был хуже самой лютой тюрьмы. Скорее, он напоминал ад.
Со стальных губ маски слетел звук горькой усмешки.
– Видимо, люди не так уж сильно и ошибаются. Я действительно видел ад, существовал в нем, и в некотором смысле явился его порождением.
Аластор перевел дыхание, тяжело покачав головой, и, слегка размяв шею, продолжил:
– В приюте царили суровые законы. Безнаказанные смотрители дома возлагали на его обитателей тяжелый и неблагодарный труд. Не считалось и особой дикостью продать воспитанников дома в рабство или заставить их заниматься попрошайничеством на самых затхлых улицах города. Плевки и побои являлись обычным делом. Каждый день, каждый час нас заставляли запомнить одну простую истину – мы не люди, мы сафиры! Уродцы, которым позволено существовать, но не дано наслаждаться жизнью!
Но даже среди всего этого ужаса и несправедливости я умудрялся находить свое счастье. Я терпеливо собирал его по крупицам, выискивая там, где остальные видели только грязь и смрад. Я научился читать, поверил в тайны старых книг и доброту детских сказок, научился любить загадочный восход и долгий упоительный закат, научился радоваться весеннему дождю. Я научился восхищаться втайне от всех.
Ночами, когда весь город погружался в глубокий непроницаемый сон, я пробирался по черным крысиным ходам в городское хранилище книг, и там, среди бесконечных полок заваленных старыми книгами, я проваливался в другие миры – полные доблести, чести, отваги, великодушия и любви. Только там я переставал быть сафиром и ненадолго становился человеком.
К несчастью, очень скоро мне напомнили об этой разнице. Во время одной из таких вылазок я был пойман охранной стражей, и дабы раз и навсегда отбить охоту презренного маленького сафира к бесплодным занятиям, его избили, втолковывая с каждым ударом простую как безбрежное небо истину – между человеком и сафиром непреодолимая бездна, еще большая, чем между жизнью и смертью.
Еле живой, изнывая от боли, я карабкался по водосточной трубе, куда меня выкинули те, которых принято называть людьми. Долго… мучительно долго я полз вперед, теряя сознание и вновь приходя в себя, пока, наконец, не понял, что нахожусь уже далеко за пределами города, где был рожден и проклят всеми, включая и собственную мать.
Маленький, избитый волчонок, озлобленный на весь мир, решил раз и навсегда – он сделает все, для того чтобы выжить! Вопреки всему: своей горькой и несправедливой судьбе, людям, уподобившимся диким зверям, окружающему, неласковому миру – свое проклятье он обернет себе во благо. Бесплодная пустыня отныне станет его домом. Каждый день я учился выживать. Ловить редких птиц на каменистых склонах гор, добывать огонь и есть жалкие плоды скудных кустарников. Каждый день я тренировал свои умения, выносливость и силу. Слава богу, обделив в одном, природа щедро вознаградила меня хоть и изуродованным, но крепким телом.
Вопреки распространенному мнению, пустыня оказалась щедра и обильна, ведь через нее тянулись многочисленные караваны торговцев и служивый люд, искавший счастье в столице. Естественно, не обходилось и без любителей пограбить набитые всевозможными товарами караваны. Спустя некоторое время у меня было все, что необходимо для полноценной жизни: провиант, медикаменты, оружие и даже книги. Я по-прежнему любил читать, хоть предпочтения мои и поменялись с тех самых пор, когда я оказался за пределами Солнечногорска.
Он глубоко вдохнул, то ли утомившись от долгого рассказа, то ли подавшись напряжению своих деформированных легких. И тут же продолжил, зазвенев тяжелым, уже привычным голосом.
– В одном из бандитских тайников я обнаружил и эту маску. Редкая удача позволила мне отыскать этот артефакт и оценить его по достоинству. Маска вылита из необычайно прочного сплава, но в то же время она легка и удобна. Она скрывает обезображенное лицо несчастного сафира, но взамен являет миру совсем иную сущность. Пусть и не человек, скорее, проклятье; проклятье Южной столицы – Аластор!
– Почему Аластор? – лупая глазами, переспросил Сашка.
– Дух мщения, демон Аластор. Так называлась статья в вечерней газете. Кто-то прилично покопался в плотном пантеоне дьявольской нечисти и решил, что подобное воплощение более всего характеризует мою сущность. Мне понравился ход мыслей автора – он писал, что каждое совершенное преступление рождает собой противоестественное существо, орудие которого мщение, а сущность – магическая сила древних существ, имя которым демоны. Демон Аластор порожден грехами огромного города – что ж, тогда пусть он и будет его бичом и его проклятием.
Сашка сидел тихо, не шелохнувшись. Он жадно внимал каждой сказанной фразе, каждому слову, и когда рассказ уже был почти окончен, он истинно полагал себя владельцем неких тайных знаний, полученных им путем глубокого таинства. Он всматривался в темную фигуру Аластора, видел блеск его глаз, слышал, как тяжело льется его речь, и, кажется, мог уловить громоздкую пульсацию его сердца. Ему казалось странным, что этот огромный человек, будто выточенный из массивной каменной глыбы с грохотом рухнувшей с каменистой гряды пустыни, вдруг решил откровенничать с ним. И это действительно было странным настолько, насколько вообще можно было представить, что в этой выжженной дотла душе скрывается хоть что-то человеческое. Но все же это было именно так: глубоко таинственно, при талом свете догорающего костра, в сердце пещеры Аластор рассказывал историю своей жизни. И Сашка запоминал…
– Вот такая история, парень, – наконец закончив, проговорил Аластор.
– Меня зовут Александр, – наморщив лоб, буркнул Сашка.
– Ладно, на сегодня историй хватит. Завтра у меня будет тяжелый день. Нужно время, чтобы передохнуть и набраться сил.
– У тебя? – удивился Сашка. – А как же я?
– Ты останешься здесь, – спокойно ответил Аластор. – Меня не будет сутки, возможно двое. В любом случае здесь безопасней, чем снаружи. И потом…
– Я здесь не останусь, – неожиданно заупрямился Сашка, – пойду с тобой.
– Останешься! – грозно рыкнул Аластор, и тень прежнего демона проскользнула в залипших тенью глазницах маски.
– Нет! – Сашка резво замахал головой. – Я все равно уйду. Ты не можешь мне запретить.
– Вот как? – вспыхнул Аластор. – Что ж, иди! Здесь, где-нибудь в бесконечных коридорах прорезанных штолен, ты заблудишься и умрешь. Только безумец может полагать, что он способен выбраться из этих лабиринтов.
