И. Глебов - Подвиг продолжается
— Это свидетельство Малининой. Как оно к вам попало?
Лещева молчит. Вспыхнувший взгляд ее мечется, ни на секунду не останавливаясь. Пальцы рук судорожно сжимают колени.
— Вы будете отвечать, как к вам попало это свидетельство? — настаивает Алексей.
— Ничего не знаю! Не помню!
— Вспомните.
— Как я могу вспомнить, когда вы все время задаете вопросы?!
— Хорошо, помолчим. Но от ответа вам не уйти.
От долгого сидения заныла поясница. Алексей поднялся со стула, чтобы размяться, но тут же собрал бумаги и спрятал их в ящик стола. В практике бывали случаи, когда преступник из-под рук зазевавшегося следователя выхватывал документы, рвал их в клочья. Он подходит к окну, смотрит на залитую солнцем улицу, на зелень в сквере. Хорошо в Волгограде! Алексей здесь вторую неделю, и почти все время стоит ясная погода, на небе ни облачка. Досаждает немного жара, зато на пляже благодать. Нырнул в воду — и опять на песок.
Лещева заговорила, не дожидаясь вопросов.
— Вы знаете, кто мой муж?
— Да-да, знаю, — иронически усмехается Алексей. — Лично знаком.
— Нет, вы не знаете, и нечего насмехаться! Это он все! Когда еще в Сыртагорске были, он отдал мне это свидетельство.
— Не клевещите на Шорца.
— Я клевещу? Да убей меня бог! Чтобы не сойти мне с этого места!
— Хорошо. Оставим бога. Значит, свидетельство вам отдал бывший муж? Стало быть, вы не учились в фельдшерско-акушерской школе?
Лещева все больше и больше запутывалась в своих показаниях, а Алексей настаивал на точности ответов. Придумывая ситуации экспромтом, не трудно перепутать детали, а он как раз по деталям и разбирает каждый шаг Лещевой.
— И с платьем, и со свидетельством плохо у вас придумано, Анна Ивановна. Вы же сами понимаете — нет логики, не сходятся концы с концами.
— Что же, выходит, я украла?
— А почему бы и нет?
— Вы не имеете права! Я не из таких!
— Бросьте, Анна Ивановна, разыгрывать роль праведницы. Я ведь хорошо знаю, за что вы сидели.
— Я сидела за честное ремесло, и нечего попрекать этим.
Вошел дежурный.
— Товарищ капитан, вам телеграмма из Каменска, — подал и вышел.
Алексей раскрыл, взглянул. «Ах, молодец, майор!» — промелькнуло в голове. Начал читать вслух:
«Богдановке изъяты вязаная шерстяная кофта, черные лакированные туфли, проданные Лещевой...»
— Ну как, Анна Ивановна, запишем, что ли, ваши показания?
Лещева молчит, насупилась.
— Вы же отлично понимаете, что упорство бессмысленно, а чистосердечное признание смягчит вину.
— А я не крала, и не думайте так. Они сами оставили чемодан.
— Кто они и где оставили?
— Верка и Николай. Оставили со мной чемодан на Казанском вокзале, а сами ушли Москву смотреть и не вернулись. Я ждала, ждала... Сколько же можно ждать?! Поезд мой отходил... Вот и все. Не бросать же чемодан на вокзале?
— Значит, увезли с собой?
— Да.
Откровения Тоси Лукимовой
После того как Лещева призналась в присвоении чужих вещей, протокол был подписан и ее увели. Только тут Русов обратил внимание, что солнце уже опускается за крышу, тени от деревьев легли через улицу. Взглянул на часы — без четверти шесть. Он собрал бумаги, положил их в ящик стола, прошел к дежурному и тут увидел Лукимову.
— Вы здесь?
— Товарищ капитан, — опередил ее дежурный, — гражданка явилась по вашему вызову. Я вам докладывал.
— И вы ждете с часу дня? Наверное, и не обедали?
— Такие у вас порядки, — скривила губы Лукимова.
— Виноват, ей-ей, виноват. Прошу принять мои глубочайшие извинения. Но все еще исправимо, — продолжал он. — Пойдемте.
— Куда? — недовольно опросила Лукимова.
— Сначала в столовую.
— Нет, что вы, я домой, — запротестовала она.
Но Алексей настоял на своем. Его серьезно беспокоила замкнутость Лукимовой. Может быть, надеялся он, в неофициальной обстановке удастся найти общий язык и узнать что-то важное про Лещеву.
...Они сидели за круглым столиком друг против друга. Тося с аппетитом ела гуляш, изредка поглядывала на Русова, сдержанно улыбалась в ответ на его шутки. Она совершенно не походила на ту ершистую и взвинченную Лукимову, которую он видел вчера.
Когда они вышли из столовой, уже стемнело. Не торопясь дошли до набережной. Сели на скамью. Бледный, сумеречный вечер быстро потухал, и на фиолетовом небе кое-где загорались первые звезды. Волга лежала внизу неподвижная, будто загустела, застыла. Кругом тишина, покой, и деревья на бульваре, казалось, задремали.
В такие вечера хочется помечтать, пофилософствовать. Алексей глубокомысленно изрек, глядя в небо:
— И в этой бесконечной дали есть где-то другие миры, другая жизнь.
— Небесная, — тихонько подсказала Тося.
Алексея удивило этакое толкование его мысли, и он с подозрением посмотрел на Тосю:
— Вы верите в бога?
Она помолчала и как-то грустно сказала:
— Я не знаю, во что верю. Только мне кажется, что есть что-то. Есть такое, чего нам не постичь...
— Например?
— Например... Когда была маленькой, лет одиннадцати-двенадцати, в ясный летний день лежала я как-то на крыше. Лежу и смотрю в небо. Оно чистое-чистое и очень голубое. У меня уже начала кружиться голова, как вдруг образовалось желтое пятно, потом оно расплылось и на какую-то секунду появился из него старик с бородой, в царской короне, в золотой ризе. Взгляд строгий, мудрый. Вот как сейчас вижу его... Вы не смейтесь, я серьезно.
— Я не смеюсь.
— Чем угодно могу поклясться, все это сама видела и запомнила на всю жизнь. Что это такое?
— Трудно сразу объяснить. Какая-то галлюцинация зрения.. У вас, наверное, в семье кто-нибудь религиозный был.
— Были, конечно. Бабушка в церковь ходила. Еще один случай, — вновь заговорила Тося. — Когда мы с Семеном решили пожениться и пошли в загс, встретилась нам горбатая старуха. Она так нехорошо досмотрела, что у меня ноги подкосились. «Не будет мне жизни с Семеном», — подумала я. Так и оказалось. Что это такое?
— Тут, думаю, просто случайное совпадение.
— У меня часто так бывает. Вчера я вас прямо ненавидела, что все наши планы расстроили, а потом, как сказали: «Откройте сумочку и достаньте фотокарточку майора», — у меня так и дрогнуло что-то в груди. И откуда вы все знаете? Теперь вот сижу с вами и рассказываю, как давно знакомому человеку... И с Анной Ивановной у меня так же получилось. Стою я в поликлинике у окна, а на сердце такая печаль, едва слезы сдерживаю. Подходит Анна Ивановна, смотрит на меня, будто в душу заглядывает, и тихонько говорит: «Не горюнься, Тосенька, придет твое счастье, скоро придет». И знаете, с меня печаль как рукой сняло. Я сразу поверила ей и не могла больше от нее отстать. Приворожила, что ли. Только сегодня и почувствовала себя свободной, будто отходит она от меня...
