Юлия Власова - Каллиграфия
— Вот-вот, — поддакнул грек, но Джулия никак не могла понять, что они подразумевают под словом «надежда». — Сегодня он дает вечеринку. Или банкет. Уж не знаю, как правильнее выразиться. Но должно же быть хоть какое-то разнообразие на этих унылых островах!
— Значит, сюрприз? — уточнила Венто.
— Можно почитать, что и сюрприз.
Джулия вопросительно взглянула на Актеона, но тот глупо улыбнулся и пожал плечами: мол, я в ее чудачествах не участвую, так что с меня спрос невелик.
— Вечеринка и всё такое — оно, конечно, хорошо, но неужто нельзя было узнать мое мнение? И зачем выкрадывать меня посреди ночи?! — стала возмущаться она. — Нет чтобы выбрать более подходящее время!
— Но какой бы, позвольте, в таком случае получился сюрприз? — искренне недоумевая, проговорил Актеон, и тут уж было не поспорить.
Густое, иссиня-черное море под ними дышало, как многовековой исполин, — тяжко, медлительно, точно через силу. Свет прожекторов автожира тонул в непроницаемой мгле, а в небе, нагромоздясь друг на дружку, висели плотные кучевые облака.
— Этот ваш влиятельный друг, — спросила Джулия погодя, — чем он занимается?
— Бизнесмен, — обтекаемо и небрежно сказала Люси, давая тем самым понять, что распространяться по поводу рода его деятельности не намерена.
— О! Так мы коллеги! — воспрянул Актеон.
— Мне неловко напоминать, но ваш бизнес на мели, — ядовито проговорила Люси.
— Чепуха! — отмахнулся тот. — Я буду бизнесменом, даже если от моего предприятия останется единственный камешек! Предпринимательство у меня в крови!
«Будь по-вашему, — состроив брезгливую гримасу, подумала та. — Доставлю вам такое удовольствие, коль вы всё равно скоро отбросите концы».
Когда стали снижаться, ни огней, ни жилых домов Джулия не приметила. Лишь призрачные очертания покосившегося маяка, который, к тому же, не функционировал.
— Куда ты нас завезла, дорогая?! — превозмогая рокот винта, прокричал Актеон. — Тут же ни кола ни двора!
Люси посадила машину на какую-то безлесную площадку, выключила зажигание и с чувством собственного превосходства пообещала:
— Всё будет.
Пока они летели, небо обложило тучами. Трещали в вышине молнии, раскатисто басил гром да капал редкий дождик. Сходя с подножки, Джулия подумала об учителе: знает ли он, где она сейчас? Оповестили ль его? А если нет? Если он расценит ее исчезновение как измену, как возврат к самоволию, от которого она уж отреклась? Всего больнее было бы для нее разочаровать Кристиана теперь, когда их обоих пронзила радость, от которой не успели они оправиться. А потому она решила безотлагательно выяснить у Люси, какой ценою дастся ей этот званый вечер.
— Кристиан? Верь — не верь, но именно он подал мне идею с похищением! Актеон не даст соврать! — кивнула помощница в сторону хозяина, который, мало что соображая, вслепую двигался против ветра и не переставал ворчать: «Темень-то какая! Хоть глаз выколи! Ай-яй-яй!»
— Кириэ Спиру, вы не туда идете! — окликнула его Люси. — Поворачивайте к нам!
У купы низких деревец она властной рукою направила Джулию под какую-то арку, заставив пригнуться, тогда как Актеон, едва различавший препятствия, сориентировался слишком поздно и со всего маху врезался лбом в каменный свод.
За аркою стало чуть светлее, однако горящие рваным пламенем факелы, которыми была утыкана обочина тропы, ничуть успокоению не способствовали. Актеон так и трясся с испугу, а Джулии представлялось, будто она попала в доисторическое племя каннибалов и что, не ровен час, ее зажарят на медленном огне. Земля у нее под ногами была сплошь усеяна какими-то лиловыми цветами, а впереди обозначилось широкое квадратное отверстие, очень уж похожее на вход в усыпальницу фараона. Возле плоского камня, надвинув на глаза причудливый головной убор, посапывал охранник, однако тут же подобрался, завидев «новое поступление».
— Стоять! С чем пожаловали?
И вот Люси уже вступила в переговоры, разъясняя тугоумному сторожу, кто она такая и кого с собой ведет. Разъясняя, разумеется, шепотом, на ушко, чтоб не заронить в спутниках ненужных подозрений. Подсунула ему какой-то документ, обменялась парой фраз в доверительном тоне — и voila! Проход открыт.
…Они миновали ряд мраморных кариатид[53], следуя за помощницей Актеона, которая невесть когда успела вырядиться в гиматий и теперь сама здорово напоминала древнегреческую статую. Обогнули витрину с вазами из терракоты, остановились подождать, пока она, балансируя на одной ноге, поправит сандалию, и дружно замерли у дверей в парадную залу, откуда доносились разгульные песни и смех.
— Ой, дурья моя башка! — выругалась Люси, что благовоспитанным статуям отнюдь не приличествует. — Джулия, да ведь ты в неглиже! Как же это я недосмотрела!
Та виновато расправила ночную сорочку и уставилась на свои босые ноги, а Спиру досадливо покачал головой, припомнив, что во время «стратегического отхода» мельком видел на спинке стула ее домашний костюм.
— Ну, ничего. Наш друг богат, очень богат! У него и платьев-то на любой вкус. Ты ведь не брезгливая? — поинтересовалась она у девушки. — Вот и ладненько. Пойдем, приоденем тебя.
И они зашагали по направлению к исписанным фресками нервюрам, оставив Актеона томиться в одиночестве. А когда вернулись, изможденный ожиданием грек подпирал побеленную стену ничуть не хуже скованных врагов Пруссии под памятником Фридриху Вильгельму второму.
— Что кручинишься, друже? — с артистическим апломбом произнесла Люси. — Глянь, какая модель! Ей хоть сейчас на подиум!
Актеон, ясное дело, обмер. Он был мастер обмирать при виде хорошеньких девушек в богатом убранстве, а тут — истинная дочь Италии, гордость и красота Рима. Люси подобрала для нее торжественное черно-белое платье средневекового фасона и заколола волосы на затылке, пустив спереди две вьющиеся пряди.
— Божественны! Вы божественны! Обе, — спохватившись, добавил грек, дабы не обделять вполне заслуживавшую похвалы Люси, которая уж стала опасаться, не превзошла ль она себя в наведении лоска и не перестаралась ли с облачением Джулии.
Они вступили в залу, где приторный аромат парфюма мешался с духом спиртного, и от обилия всех этих запахов у Актеона засвербело в носу. Дамы в пышных нарядах и джентльмены, наполовину утратившие свой джентльменский облик, так и рябили в глазах, и несчастному греку скоро стало казаться, будто он попал на вакханалию, которой не будет конца. Никто из приглашенных не встречался ему прежде, но он даже не помышлял о том, чтобы завести с кем-нибудь хотя бы шапочное знакомство. Эти люди были ему противны. Заглушая раскаты грозы, гремела музыка, шумели голоса, раздавались визги и безудержный хохот.
