Софья Радзиевская - Лесная быль. Рассказы и повести
Костёр он развёл очень быстро, над ним на две рогульки положил палку и на неё повесил за дужку котелок с водой.
— Костёр тоже с толком разводить надо, — приговаривал он. — Высоко огонь нельзя пускать: палка подгореть может, а котелок тогда… Ты смотри, как я…
Хлоп! Котелок с размаху шлёпнулся в костёр, пар клубами поднялся в воздух, мокрые дрова зашипели и погасли. Я еле успел откатиться от костра, чтобы не обжечься, и так и остался лежать, ослабев от смеха.
— Чего обрадовался? — ворчал Мишка, палкой выгребая котелок из мокрой золы. — Мало ли какая палка попадётся, может её червяк подгрыз?
Я отлично видел, что никакого червяка не было. Палка просто перегорела, но спорить с Мишкой не хотел.
— Только теперь за водой сам лезь с обрыва, — сказал я, когда отдохнул от смеха.
Воду принесли, и котелок закипел на этот раз благополучно. Мишка снял его с огня, держа за палку, на которой он висел, и поставил на землю.
— Воду кружками черпать будем, — сказал он. — А сало — гляди, как его в лесу едят.
Он насадил ломтик шпика на острую палочку и поднёс его к огню. Ломтик аппетитно зарумянился, жир зашипел и закапал с него в костёр.
— Бери, — протянул мне Мишка палочку со шпиком. — Я себе ещё поджарю.
— Ци-ци-ци, — раздалось вдруг над нашими головами. Я взглянул вверх: весёлая рыженькая белка спустилась на ветку ёлки над нашими головами. В передних лапках она держала большую еловую шишку и проворно скусывала с неё чешуйки.
— Ци-ци-ци, — покрикивала она, а чешуйки так и сыпались на нас.
— Это она семена достаёт, — сказал Мишка. — Сгрызёт чешуйку, а из-под неё семечко вынет.
— Ци-ци-ци, — повторила белка и наклонила голову, чтобы лучше нас рассмотреть. Глаза у неё были чёрные, блестящие, как бусинки. Несколько чешуек упало в наш котелок.
— Убирайся ты! — крикнул Мишка и замахнулся. Обгрызенный стержень шишки звонко шлёпнулся туда же, в котелок, расплёскивая воду, а белка, точно взлетая, понеслась вверх по дереву.
— Ци-ци-ци, — послышалось сверху.
— Зачем ты её испугал? — огорчился я. — Я её получше рассмотреть хотел.
— Рассмотришь ещё, — ответил Мишка и зевнул. — Соснём малость, а там до вечера придётся без остановки идти.
Проспали мы не малость, а, наверное, порядочно: солнце уже заметно передвинулось по небу.
— Скорей, — заторопил меня Мишка, едва открыл глаза. — Эдак все три дня проспать можно, а там, гляди, и в розыски тронутся. Айда покупаемся, живо сон пройдёт!
Купаться мы придумали новым способом: ложились на берегу у крутого спуска к реке и катились вниз, быстро набирая скорость, так что в воду влетали с сильным шумом и плеском. Вылезали из воды, отряхивались и снова лезли наверх, кто быстрее.
— Смотри, — шёпотом проговорил я, выбравшись на берег, и так и застыл на четвереньках: белка, покрупнее первой, преуморительно разглядывала кусочек бумаги, валявшийся около нашего потухшего костра.
Вдруг она нагнулась, схватила зубками бумагу за уголок и, подбежав к дереву, взвилась на него и исчезла, держа бумажку во рту.
— Что она с ней делать будет? — удивился я и даже не заметил, что всё ещё стою на четвереньках.
— Детей читать научит, — пояснил Мишка, — газета ведь. А ты на двух ногах ходить разучился? Вставай живее, хорошо, что она до рубашек не добралась, ишь — проворная!
Купанье меня подбодрило, но всё-таки мешок показался гораздо тяжелее, чем утром, хоть мы и съели порядочно хлеба с салом.
— Вот что, — сказал Мишка, застёгивая лямки. — По реке мы больше не пойдём, она страсть как кружит. Напрямик пойдём, враз дойдём.
— А ты не собьёшься? — нерешительно спросил я и повёл плечами: лямки здорово врезаются.
Мишка даже покраснел, так рассердился.
— Это я-то собьюсь? Здоров ты брехать. Как по шнурку выведу. А по реке — кусты и так все ноги исхлестали, а дальше — куда хуже будет. Иди, знай, не сумлевайся. Враз дойдём! — договорил он.
Спорить не приходилось. Чего доброго, Мишка и вовсе рассердится, ступай домой, скажет, если не веришь. И я, передвинув лямки, тихонько подложил под них на плечи оба чистых носовых платка — всё не так резать будет.
— Идём, — проговорил я, как мог, твёрдо. И, свернув с тропинки, мы углубились в лес.
Идти было не легко. Мёртвые нижние еловые сучья переплелись и так высохли, что ломались с треском, точно костяные. Но под ногами виднелись следы какой-то давней тропки. Мишка шёл уверенно, не останавливаясь, и звонко ломал на ходу и откидывал сухие ветки.
— Не отставай! — командовал он время от времени, не оборачиваясь, и я, как мог, бодро отвечал ему:
— Не отстану, не бойся!
Страшная ночь
На краю полянки под огромной старой елью стояла маленькая, до половины вкопанная в землю избушка — охотничья зимовка. Низкая дверь, вероятно, давно уже упала на землю: между досками её проросли и почти закрыли её трава и две молоденьких осинки.
Мы стояли на другом краю поляны, как раз напротив избушки. Сквозь дверное отверстие было видно, что в избушке темно.
— Видал? — сказал Мишка и показал на зимовку. — Как по шнурку вывел!
Я с уважением посмотрел на него. Правда, мне показалось, что на полянку мы наткнулись как будто случайно, но Мишка так храбро приписал эту заслугу себе, что я не решился спорить — может оно и так.
— Я и правда очень боялся, что мы не пошли по реке, — сказал я. — Так идти, напрямик, лесом, легко и заблудиться.
Мишка презрительно фыркнул.
— Тоже сказал: заблудиться! Я, брат, все приметы в лесу знаю. Зато теперь в два дня дойдём. А если по Пашии идти, да от неё — по Северной, а там по Глухариной речке заворачивать — и в пять дней не управиться. Да и дорога по реке — ну просто никуда, все глаза лозняком повыхлещет.
— Я тоже потом научусь по приметам, — сказал я и вздохнул.
Темнело. Уже совсем трудно стало различать избушку в густой тени старых елей, обступивших её.
Мы всё ещё стояли на краю полянки, и я вдруг почувствовал, как по спине под курточкой у меня пробежал неприятный холодок. Лес выглядел совсем-совсем не так, как днём, при солнце.
— Я ещё никогда в лесу не ночевал, — проговорил я.
— Я тоже, — ответил Мишка так тихо, что я с удивлением на него посмотрел: Мишка ли это сказал?
Но тут же он спохватился и почти крикнул:
— Ну, а мы чего с тобой тут стали? Ночевать пора!
Он быстро перешёл полянку, я тоже от него отстать не захотел, так что перед входом в избушку мы оказались вместе и даже столкнулись плечами, точно каждый хотел войти первым.
На самом-то деле первым быть никому не хотелось, но и показать это тоже никто не решился. Потому и через порог мы перешагнули оба одновременно.
