В. Хомутов - По зверю и птице
отталкивал бившие по нем ветки деревьев и они
ударяли Ильюшу и по голове, и по телу, и по ногам.
Наконец, Ильюша не вытерпел. Ему стало
жутко и он решился окликнуть деда:
— Дедушка, а дедушка, не иди так скоро,
я ведь ничего не вижу.
— Устал ты, видно? —спросил Герасим. — Ну
ладно, давай я фонарь засвечу, не знаю только,
хватит-ли нам огарка до зари.
Герасим присел на корточки, долго искал ко-
робок спичек за пазухой и, наконец, зажег фонарь.
— Ты не расстраивайся, малый, — ласково
сказал Герасим, —теперь уж недалеко; вот перей-
дем под оврагом ручеек, поднимемся на ту сто*
рону оврага и там будем зари ждать. Оттуда до
тока не больше полверсты будет.
И оба опять зашагали... С фонарем итти
было еще хуже. Фонарь освещал дорогу только
шага на два, а дальше кругом все казалось еще
темнее и непроходимее.
Пройдя с версту, дед остановился.
— Вот и овраг ! —сказал он.—Теперь спустимся
полегоньку. Смотри, не упади. Перейдем ручей,
а оттуда рукой подать.
Дед стал спускаться первый. Ильюша шел
за ним. Ноги скользили на спуске по мокрым
листьям. В темноте не стало видно тропинки.
Ильюша хватался руками за сучья, расцарапал
себе руку, два раза падал.
Наконец они сошли на дно оврага. Там лежал еще снег
и слышно было, как шумит вода.
Ильюше показалось, что стало светлее. Над го-
ловой было видно усыпанное звездами небо.
Прошли шагов тридцать по снегу. Снег был
мягкий и нога проваливалась у Ильюши по
колено, но он все шагал, стараясь ступать след
в след за дедом Герасимом.
— А воды еще много, —сказал Герасим, по-
дойдя к ручью. — Как ты, брат, переберешься?
Перенести тебя на руках что ли?
— Нет, нет, дедушка, я сам перейду, —храбро
ответил Ильюша.
Впереди черной лентой, примерно с сажень
шириной, шумел и бурлил потоком весенний
ручей: по ту сторону виден был снег, а дальше
можно было разглядеть, что лес поднимается
в гору. Лес стоял громадной, темной стеной, и
только высоко на горе виднелись острые вер-
хушки старых елей.
Герасим ступил в воду, сделал шаг и со
словами:
— Ну, не робей, коли воды зачерпнешь — пошел
через ручей и вышел на снег на ту сторону.
Ильюша с замиранием сердца, в свою очередь,
шагнул в воду. Ему показалось, что его
сносит силой течения, так быстро бежала вода.
Он старался ступать твердо и шагать быстрее...
С первого шага сапоги зачерпнули холодной
воды, но Ильюша сделал усилие и стал шагать.
— Ну, ну, вылезай, малый, — подбодрял его
дед, протягивая ему руку.
Ильюша вылез на снег, с облегчением вздохнул,
и оба они, опять скользя и хватаясь за
ветки, полезли по тропинке наверх из оврага.
Наконец добрались до ровного места.
— Ну вот и Симанова поляна, — сказал дед,
знавший весь лес, как свои пять пальцев.— Здесь
мы и подождем. Отсюда до тока уж близко.
Можно огонь развести; глухари не учуют, ветра
к току нету.
Герасим зашел в кусты, принес сухого мху
и веток, долго возился, но наконец раздул огонь;
затрещали сучья, густой дым поднялся прямо
кверху; огонь осветил угол поляны и кругом
стали видны старые ели и сосны.
— Теперь, брат Илья, устраивайся на ночь.
Положи кулак под голову да и поспи, — говорил
Герасим, — здесь не в избе. Как удастся, так
и устроимся.
Герасим сел на траву, вынул тряпку из-за
пазухи, достал ломоть черного хлеба, дал большой
кусок Ильюше, а сам пожевав хлеб, прилег
и сейчас же заснул...
Ильюше казалось, что он один в лесу... Ему
становилось и страшно, и холодно... Кругом была
мертвая тишина, не видно было никакого движения,
и только летучая мышь беспокойно мета-
лась перед костром, да было слышно, как храпит дед Герасим.
Вспомнились Ильюше рассказы про медведей,
стало чудиться, что сзади него кто-то в темноте
шевелится, и Ильюша боялся оглянуться.
Хотелось плакать; Ильюша уже жалел, что
сам напросился на охоту. Время тянулось ме-
дленно; о сне он и думать не мог и так хоте-
лось оказаться дома, в избе, где так спокойно
и тепло...
Ильюша не знал, сколько прошло времени; он
несколько раз хотел разбудить деда Герасима, но
не решался... Вдруг где-то вдали послышался про-
тяжный, унылый вой... Ильюша узнал этот вой,
он понял, что это волк... Он слышал такой же
вой по зимам, даже из самого села... Больше
Ильюша уже вытерпеть не мог, и решил будить
деда, но в это время Герасим сам проснулся.
— Ты что, малец, не спишь? — спросил он, —
продрог, наверно?
— Ничего, дедушка, я так сидел,—ответил
Ильюша, обрадованный уже и тем, что дед про-
снулся и есть рядом живой человек.
Герасим встал, огляделся кругом, посмотрел
на небо и сказал:
— Ну, теперь уже заря близко, пойдем к току;
помни, не шуми, не разговаривай, шагай под песню.
Ильюша вскочил на ноги. Страха как не
бывало, хотя кругом была все та же тьма
и только красные угольки костра медленно тлели
и гасли...
Старик перешел поляну и вошел опять по
тропинке в лес, за ним зашагал и Ильюша.
Прошли они теперь лесом недолго и вышли на просеку.
— Ну, вот тут и ток, — прошептал дед, -сядем
и будем ждать, пока глухарь запоет.
Оба сели на свалившееся дерево; замолчал
дед и опять кругом все стихло.
Было все также темно, но через некоторое
время Ильюше показалось, что звезды начинают
исчезать с темного неба, и само небо как будто
сереет.
„Ну, теперь, должно-быть, скоро, —подумал
Ильюша... И в ту же минуту, словно в ответ
на его мысль, где-то недалеко в лесу, раздался
отчетливый звук, будто кто-то громко щелкнул...
Ильюша сразу узнал то „тэкэ, тэкэ", о кото-
ром рассказывал дед. Узнал и вздрогнул. Вздрог-
нул и старый охотник Герасим...
Глухарь щелкнул и замер... Но через минуту
щелкнул опять и все чаще и чаще защелкал и
