А. Хублон - Хозяева джунглей. Рассказы о тиграх и слонах
Навалявшись вволю, Бэби, по обыкновению, подходил к ложе, где я сидел, и протягивал хобот за лакомством. Когда вместо сахара я давал ему клок сена или соломы, он, повертев его, разбрасывал по земле.
Но стоило мне только встать в ложе и сделать вид, что я ухожу, как у слоненка сейчас же менялось настроение. Он тревожно бежал за мной, боясь остаться на арене один.
Одиночества Бэби не переносил вовсе. Он топорщил уши и ревел. С ним в слоновнике обязательно должен был ложиться служащий, иначе слоненок своим ревом не дал бы никому покою.
Чем больше рос слоненок, тем сильнее развивалось это чувство. Даже днем, оставаясь долго один в стойле, он сначала лениво играл хоботом со своей цепью, которой был прикован к полу за заднюю ногу, а затем начинал тревожиться и шуметь. Впоследствии, переезжая из цирка в цирк, я ставил в стойла возле Бэби с одной стороны верблюда, а с другой — ослика. Делалось это для того, чтобы отгородить стоявших в конюшне лошадей, которые боялись слона, брыкались и становились на дыбы.
Бэби так привык к своим соседям, что, когда во время представления приходилось брать верблюда или осла на арену, слоненок ревел и изо всех сил натягивал цепь, стараясь бежать за ними.
Звуки, которые издавал Бэби, выражая неудовольствие, были очень забавны. Прижав уши и хвост, он начинал особым образом гудеть. Этот звук очень напоминал басовый голос органа.
Так Бэби ворчал и жаловался.
Он с каждым днем сильнее привязывался к своим соседям. Особенно подружился он с осликом: часто просовывал хобот через перегородку стойла и нежно ласкал им ослиную шею и спину.
Раз ослик Оська заболел желудком; ему не дали обычной порции овса. Он стоял в стойле, уныло опустив голову, а рядом Бэби, наевшись досыта, баловался с сеном: то клал его в рот, то вынимал, крутя им во все стороны. Шаля, Бэби случайно протянул хобот с сеном к ослу. Оська не зевал, схватил сено и стал его жевать.
Бэби это понравилось, и он начал забавляться тем, что передавал через перегородку другу-ослику сено.
Притаившись в конюшне, я увидел, как ослик, подобрав губами с пола остатки сена, потянулся к слону, положив голову на перегородку. Бэби, играя, мял ногой и тормошил большой клок сена; потом поднял хобот и перебросил сено ослу.
Бэби любил и тех людей, от которых он видел добро, любил меня и вожака.
Между тем мы замечали, как он растет… «Карликовый» слон тяжелел не по дням, а по часам.
Раз после некоторого промежутка я решил взвесить Бэби. Я взвешивал его на вокзальной платформе и с изумлением увидел, как много Бэби весит. Я не верил своим глазам.
— Сколько? — спрашивал вожак.
— Около сорока пудов… — отвечал я смущенно.
Около сорока пудов, а слону еще расти и расти!
Последние остатки веры в карликового слона у меня исчезли.
— Это слоненок! — с отчаянием воскликнул я. Да, это был слоненок, и ему было немногим более года.
Прощай, чудо природы — маленький карликовый слон!
Но мне не пришлось, несмотря на это, раскаиваться в том, что я взял к себе обыкновенного слоненка.
Нельзя было не оценить прекрасных качеств Бэби, нельзя было не полюбить его. Это было умное, удивительно сообразительное животное. Он скоро научился владеть своими чувствами и сдерживать проявление некоторых инстинктов. Он «приручался», и в процессе этого приручения сильно работало и развивалось его сознание.
Бэби хорошо знал провизионный ларь, откуда ежедневно выдавались отруби для месива Проходя мимо, Бэби весь тянулся к заветному ларю, вытягивал к нему хобот и вырывался из рук вожака, который держал его за ухо.
Раз служащий нечаянно выпустил ухо слоненка, и Бэби, подбежав к ларю, начал водить хоботом по его крышке, втягивая в себя воздух.
Вожак изо всех сил тащил слоненка за ухо, а он ревел и, прижимая плотно уши, упирался и пятился назад. В конце концов Бэби с большою неохотой покорился вожаку и медленно отошел от лакомого ларя.
На следующий день повторилось то же самое.
На этот раз слоненок ревел на всю конюшню и не отходил от ларя. Его уже очень трудно было сдвинуть с места и приходилось тащить сторожам вдвоем. И долго еще из слоновника слышалось печальное гудение огорченного лакомки…
Но с каждым днем вожаку все легче и легче было справляться с Бэби. Десять дней спустя он мог уже почти каждый день свободно проводить слоненка мимо ларя; слоненок был неузнаваем; наконец, я ясно увидел, что Бэби научился от человека справляться со своими чувствами; я увидел, как, поравнявшись с ларем, вожак выпустил ухо слоненка, за которое он его вел, как Бэби остановился на секунду, точно в раздумье, и потом, ускорив шаг, нагнал вожака. Это была первая заметная победа слона над собой, а с нею и победа человека над инстинктами животного.
Таких побед Бэби одерживал над собою все больше и больше. Теперь он уже терпеливо ждал в своем деннике, когда на его глазах вожак приготовлял месиво из отрубей.
Раз, когда вожак вышел за ведром, оставив слоненка возле сухих отрубей, слоненок изо всей силы стал дуть хоботом в отруби. Вошедший вожак громко на него прикрикнул. Бэби подвернул хобот улиткой и с гудением попятился назад. Но едва вожак вышел за двери — он опять был у кадки.
Я следил за этой сценой через решетку денника и направлял служащего. Когда вожак замесил отруби, он, вместо того, чтобы дать их, как всегда, слоненку, прикрикнул на него и вышел, придвинув к нему ближе кадку. Соблазн был велик, но Бэби не трогал пищи. Он переваливался в нетерпении с ноги на ногу, останавливался только на минуту, робко вытягивая хобот к кадке и снова поднимая его, потом жалобно заревел и отвернулся от месива. Я вошел в денник, приласкал Бэби и позволил ему есть…
Поезд с моими зверями приехал раз в Харьков и стал выгружаться на товарной станции. Из огромного пульмановского вагона выводили Бэби. Вожатый Николай, открыв дверь вагона и выметая из-под слона сор валявшейся на платформе метлой, задел случайно ногу Бэби. Бэби сердито повернулся к вожаку, растопырив свои лопухи-уши, и ни с места. Николай спохватился, но было уже поздно… Слон — ни с места. Тогда Николай прибегнул к ласке: он начал гладить заупрямившееся животное, хлопать его по животу, чесать за ухом, совать в рот морковь. Бэби не шевельнулся. Николай, выведенный из терпения этим упорством, вспомнил старый способ цирковых дрессировщиков и стал колоть слона острым шилом, тащить за ухо стальным крючком. Бэби ревел от боли и мотал головой, но стоял как вкопанный. На ухе слона показалась кровь. На помощь Николаю прибежало восемь служителей с железными кранцами[20], вилами и дубинками, все они били бедного Бэби, но он ревел, мотая головой, и все не двигался.
