Игорь Акимушкин - С утра до вечера
Певчие птицы и дятлы сидят на яйцах 11–13 дней, (но скворцы и дрозды — 13–15), вороны — 18–20, чайки — 24–28, мелкие соколы — 30, гуси — 28–30, аисты — 30–35, лебеди — 35–40 дней, африканские страусы — 6 недель, грифы — 7–8 недель и эму — тоже 8! Наверное, потому они сидят, «прохлаждаясь», на яйцах так долго, что в Австралии, где эму водятся, нет опасных для них хищников (вернее, не было миллионы лет, пока не появились там люди и собаки динго).
Императорские пингвины в Антарктиде (зимой, когда очень холодно!) согревают, держа на лапах, свое единственное яйцо 62–66 дней.
Но и этот рекорд побит королевским альбатросом. Он насиживает — тоже, кстати сказать, единственное яйцо — восемьдесят дней!
Разделенное бремя
Нередко бывает у птиц, что только самки насиживают и водят птенцов. Иногда лишь самцы (о них я уже говорил). Но часто самцы и самки это нелегкое бремя по-разному делят между собой. Хищные птицы например: у них насиживает обычно самка, а самец приносит ей добычу. Она рвет ее и кормит птенцов.
Черная дроздиха тоже насиживает бессменно. Но дрозд, как увидит, что птенцы уже вывелись, сейчас же начинает летать к гнезду с клювом, полным дождевых червей. Отдает их самке. А она наделяет ими алчно раскрытые рты птенцов. Когда птенцы подрастут, то и самец сам их кормит. Через неделю они оперятся, тогда за кормом летают уже оба — и папа, и мама.
Голуби поделили родительские заботы так: самец насиживает с утра до вечера, а голубка ночью. Если встретит голубь свою голубку не на гнезде, сейчас же летит в него и садится, «хотя время смены еще не настало». Но если подруга погибла, то он сидит бессменно дня два, а потом, гонимый голодом, бросает гнездо навсегда. У голубей не принято, как у певчих птиц и попугаев, кормить насиживающего партнера.
Дикие голуби за лето выводят птенцов не один раз (клинтухи четырежды). Поэтому хлопот у них много: опять ухаживание, опять гнездостроительство, заботы о пропитании старых птенцов и всё почти одновременно. Бывает так, что в одном гнезде просят есть оперенные, но еще не умеющие летать птенцы, а в другом лежат уже яйца.
У черных австралийских лебедей, аистов и попугаев нимфа распорядок, как у голубей: с утра до вечера яйца насиживает самец, а с вечера до утра самка.
Но у белых лебедей самец не насиживает. И думать о том не хочет! Правда, когда самки нет на гнезде, он стоит над ним и охраняет. Но сесть в гнездо — ни за что! Лебединая гордость, как видно, не позволяет.
В общем, самка в одиночестве скучает в гнезде у большинства куриных и хищных птиц. У многих певчих птиц, у чаек, крачек, рябчиков, голубей, дятлов, козодоев, грифов самец и самка дежурят попеременно.
Сменяют они друг друга не просто так, а с церемониями: громким криком и странными, на наш взгляд, позами заявляют партнеру о том, что идут сменить его.
Серебристые чайки и бакланы часто документально удостоверяют это свое намерение: преподносят в клюве пучок травы или водорослей. А крачки — рыбку.
И не думайте, что партнер сидит и с тоской ждет, когда придет его смена. Совсем нет.
Гнездовой инстинкт так силен, что часто одна птица, час насиживания которой уже пробил, буквально силой сталкивает с гнезда засидевшегося супруга или супругу.
У малых птиц смена обычно через каждые полчаса или даже через четверть часа. У крупных реже. У грифов, например, — через два-три дня, у пингвинов — через 10–28 дней (у императорских — через месяц и два!)
Не только голуби, но и другие птицы в наших широтах, где лето короткое, устраивают второе гнездо еще до того, как первый выводок сможет обходиться без их помощи. Родители должны тогда и яйца насиживать, и охранять птенцов. Козодои так выходят из положения: самец заботится о выводке, а самка сидит на яйцах.
У зуйков-галстучников другой порядок: оба родителя попеременно то водят птенцов, то насиживают яйца. Бывает так, что, слетев с гнезда, самка не торопится вновь сесть в него. Тогда самец-зуек гонит ее к гнезду и силой принуждает легкомысленную подругу выполнить материнский долг.
«У многих дроздов, дятлов и некоторых других птиц, — пишет Оскар Хейнрот, — оба супруга не очень охотно переносят друг друга: у них обычно различные охотничьи районы, и они избегают встречаться у гнезда и кормить вместе. Птица улетает прочь от гнезда, как только увидит подлетающую другую птицу, или же только прилетевшая ожидает на ближайшей ветке, пока другой супруг кормит».
Иное дело коноплянки: они летают на поля вместе, вместе набивают кормом свои зобы и вместе отдают его птенцам.
Журавли, гуси, лебеди и пастушки тоже вместе, мать и отец, водят птенцов и учат, поклевывая, искать на земле съедобное.
Видите: и здесь у всех всё по-разному. Природа обожает разнообразие. У нее прямо-таки неудержимая страсть к нему. И если какой-нибудь способ защиты, передвижения, ориентации, строительства жилищ или партнерства при воспитании детенышей реален с точки зрения его физической осуществимости, он, можете быть уверены, будет использован не одним, так другим животным.
В природе ни одна биотехническая идея не лежит, что называется, долго под сукном.
Знает ли птица свои яйца
И «на этот вопрос нельзя дать общего ответа», говорит Оскар Хейнрот, который проделал немало опытов, чтобы в том удостовериться. Многие птицы (хищники, утки, куры, фазаны, тетерева, чайки) яиц своих не знают! Они не только не умеют отличать их от чужих, но готовы даже насиживать любые предметы, похожие на яйца.
Чайки принимают и красные, если их положить в гнездо, и синие, и пятнистые яйца, когда их два и когда сорок. Лебеди сидят иногда даже на бутылках! А некоторые куры, шутит Хейнрот, могут «насиживать картофель и будут спокойно водить хорчат».
Вороны и чайки — известно это всем — воруют у других птиц яйца, сами их едят и птенцов кормят. Почему свои они не трогают, раз не отличают их от чужих?
Если в гнездо к чайке положить яйцо, когда не пришло еще время насиживать, она его съест. Если уже насиживает, а мы взяли из-под нее яйца и отодвинули их на тридцать сантиметров в сторону, она сядет не на них, а на пустое гнездо. Лишь потом, сообразив, что не все в ее хозяйстве ладно, передвинет их клювом в гнездо.
Но возьмем и положим яйца еще дальше: чайка съест их! Значит, понятие о том, что яйца свои, возникает в ее голове в зависимости от того, как далеко они лежат от гнезда.
У чаек этот критический предел, дальше которого табу на свои яйца не распространяется, — 30 сантиметров. А у дикого гуся — один метр: ровно столько, на сколько он может протянуть шею, не сходя с места. Непонятно, почему гуси любят большие яйца? Чем больше, тем лучше для гусиной души. Если положим в гнездо макет яйца в двадцать раз более крупный, чем гусиные яйца, гусыня оставит их и попытается, каких бы трудов это ей ни стоило, залезть на крутую «гору».
