Вячеслав Пальман - По следам дикого зубра
— А зачем он едет сюда? По службе?
— Он едет охотиться, отдыхать. Разве тебе неведомо, что великий князь — хозяин всего Западного Кавказа? Еще в девяносто втором году он приобрел Кубанскую охоту у своих августейших родственников, а те много раньше арендовали леса и горы у министра государственных имуществ и у Кубанского войскового правления. Великий князь не раз охотился по соседству с Псебаем, но ты бывал в столице.
Мне рассказывали о редких наездах князя, но это, честно говоря, сразу забывалось. В центре Псебая недавно построили красивый охотничий дом для князя. Дом пустовал. Теперь хозяин обновит его. И на этот раз мне не доведется увидеть гостей, их знатную охоту. Любопытное, должно быть, зрелище!
Отец поднял палец, требуя внимания:
— Как ты знаешь, я противник даже малейших нарушений дисциплины, но ради такого случая ты вправе задержаться. Вчера вечером урядник Павлов спросил меня, не может ли мой сын вместе с командой молодых казаков встретить высокого гостя в Лабинской и сопроводить сюда. От нашей станицы формируется почетный конвой.
— А конь? — вырвалось у меня.
— Ну, если дело только в коне… — Отец положил ладонь на мое плечо: — Ты согласен? Тогда мигом в станичное правление, доложишь Павлову, там тебе определят и коня и все другое. Не горячись, сын мой, держись с достоинством. Ты можешь выделиться. Неплохо джигитуешь, хорошо стреляешь. У тебя, к счастью, располагающая внешность, некоторая культура речи. Все это немаловажно. С великим князем прибывает принц Ольденбургский, владелец лесов по ту сторону гор. Возможно, в Лабинскую подъедет и генерал-губернатор края Михаил Петрович Бабыч, по чьей воле ты обучаешься в институте. Будь вежлив, внимателен.
Назидание я пропустил мимо ушей, зато живо представил себе скачку до Лабинской и обратно, новизну впечатлений. Ради всего этого можно и пропустить несколько занятий. А в общем, эпизод — как представление под занавес. Будет о чем рассказать своим друзьям в институте, особенно Саше Кухаревичу!
Не описываю хлопотливых часов сбора, наставлений, репетиций. Мы выехали в дорогу, как только начала спадать жара. Тридцать хлопцев в ладных черкесках, при оружии, на хороших строевых конях. За Псебаем затянули песню, потом пошли крупной рысью под звездным небом, еще не успевшим остыть на западе. «Ой, Кубань, ты наша родина, вековой наш богатырь…» Кони прядали ушами, шли бодро под эту величавую песню казаков.
В Лабинскую приехали поздно. Станица еще не спала. На перекрестке главных улиц гремел военный оркестр. Казаки прогуливались перед домом Войнаровского, где остановились гости. За воротами этого дома виднелись незнакомого вида роскошные экипажи.
Окна на обоих этажах большого дома ярко светились. Видно, гости только что прибыли из Армавирской, куда их доставил поезд.
Ночевали мы за рекой, на лугах. Пустили лошадей, разожгли костры, по-походному сварили кулеш с салом, спели немного, потом слушали с того берега стройную, немного печальную казацкую песню: то выступали песельники, специально присланные из Екатеринодара.
Поднялись чем свет, ополоснулись в холодной Лабе, оделись и осмотрели друг друга. По команде построились и въехали на станичную площадь в четком строю, подтянутые, чубастые, молодые, как команда Черномора. Наш урядник остался доволен бравым видом псебайского конвоя.
Поразительно много солдат и казаков расхаживало возле дома, где ночевали гости.
Мы спешились, выстроились против парадного входа. Каждый держал лошадь под уздцы.
Вскоре из дома вышел пожилой генерал, кто-то прошептал: «Это Косякин, начальник Майкопского отдела». Он осмотрелся и пошел прямо к нам.
— Смир-р-на! — зычно и немного испуганно скомандовал урядник.
Мы вытянулись и замерли. Косякин поздоровался, не без удовольствия осмотрел строй и сказал:
— Великий князь будет доволен. А вот в он сам…
На крыльцо вышла группа военных и штатских. Впереди крупно вышагивал очень высокий человек в маленькой фуражке и длиннющем легком плаще. Белое лицо его, чуть опушенное светлой и редкой бородкой и малозаметными усами, выражало какое-то мальчишеское изумление, наивный восторг от всего, что видел перед собой. Когда он сбил фуражку повыше и открыл большой лоб с глубокими залысинами, это выражение еще усилилось. Двигался он до смешного неровно, длинные руки висели сами по себе, ноги шли как будто тоже сами по себе, цепляясь коленями. Впечатление разболтанности всех частей тела начисто лишало фигуру великого князя всякого величия. Лишь глаза смотрели умно и приветливо — знакомые по портретам светло-голубые романовские глаза.
Он остановился в пяти шагах от нашего строя, картинно распахнул плащ.
— Чьи казаки-молодцы, генерал? — тихим голосом спросил через плечо у Косякина.
— Псебайский конвой, ваше императорское высочество! — Генерал отвечал раскатисто, громко, как на рапорте.
— Хороши хлопцы. А воевать они умеют? Охотиться умеют? Или это только парадный конвой?
Никто не знал, что ответить и нужно ли отвечать. Наш урядник покраснел и часто-часто моргал.
Великий князь погладил двумя пальцами нос, выражение лица у него изменилось. Он стоял почти против меня. Теперь это было обиженное, надутое лицо капризного мальчика, которого обманули. Никто не рисковал нарушить напряженную тишину. Вдруг великий князь оживился.
— Вот мы проверим, какие в Псебае воины и охотники. — Глаза его живо оглядели площадь и нащупали цель: на трубе станичного правления красовался кокетливо вырезанный из железа петух; фигурка слегка поворачивалась под ветром. — Кто собьет?.. — И повел тонкой шеей с фланга на фланг.
Урядник обрел наконец дар речи, враз запотевшим лицом повернулся ко мне.
— Андрей Зарецкий! — хрипло, все также испуганно выкрикнул он.
Я автоматически сделал шаг вперед. Косякин, выручая урядника, тихо сказал мне:
— Его высочеству благоугодно знать, как ты стреляешь. Докажи, что казак славен не только на параде.
Мгновенный испуг сковал меня. Вдруг промахнусь? Позор-то какой! Глубоко вздохнув, я посмотрел на мишень. Шагов сто тридцать. И тут вдруг все прошло. Словно и не было вокруг меня никого. Только дразнящий петушок над крышей да за плечом хорошо пристрелянная винтовка, в которой я уверен. Мельком глянул я на князя, и тотчас поднял винтовку, приложился, затаил дыхание. Выстрел. Петух юлой завертелся на оси.
— Попал! — тонко и весело закричал князь. — Прекрасный выстрел, юноша! Что скажете, генерал?
Кто-то подал князю бинокль. Но и без бинокля виделось рваное отверстие в жестяной мишени. Я был очень счастлив. Не посрамил чести станицы.
