Григорий Федосеев - Таежные встречи
Мы шли к зубчатому гольцу Чебулак. Мои спутники — Прокопий Днепровский и Павел Назарович Зудов — были людьми испытанными, не боящимися трудностей. Прокопий Днепровский — прекрасный охотник и замечательный следопыт — много лет сопровождал наши экспедиции по разным районам Сибири. Слегка сгорбленная фигура, крупные размашистые шаги придавали этому человеку особую силу и уверенность. Природа наградила его шестым чувством, пользуясь которым, он никогда не блуждал в горах и часто выручал нас из беды.
Под пару ему был и наш проводник в экспедиции по Восточному Саяну — Павел Назарович Зудов. Он был жителем Можарской заимки, много лет промышлял в этой тайге и хорошо мал её. Седой, но ещё крепкий старик, он бодро шагал впереди нас, погружённый в свои думы.
Четвёртым спутником был Лёвка — зверовая лайка, весёлый и ласковый пёс, верно служивший нам много времени.
Можно представить нашу радость, когда мы, промокшие и изрядно промёрзшие, наконец-то, были обогреты костром. Мы заночевали в небольшом сыролесье, сохранившемся от лесных вредителей в вершине перевального ключа. А небо всё продолжало хмуриться, и ветер не стихал. Лёвка, зарывшись в мох под старым кедром и воткнув морду в хвост, спал.
— Собака опять непогоду чует, голодная уснула, — сказал Павел Назарович, поглядывая на потемневшее небо.
И, действительно, ещё не успел свариться ужин, как на огонь стали падать мокрые пушинки снега. Ночь обещала быть холодной и неприятной. Шесть толстых брёвен попарно сложенных концами друг на друга, должны были обогреть нас. Я постелил вблизи огня хвойные ветки, положил под голову котомку, и укрывшись плащом, уснул раньше всех.
Ночью, не переставая, шёл снег. Спали неспокойно. Если повернёшь спину к огню, то мёрзнет грудь или наоборот. И так всю ночь, то один бок греешь, то другой.
В полночь меня всё же разбудил холод. Днепровский и Павел Назарович спали. С одной стороны они были завалены снегом, а с той части одежды, которая была обращена к огню, клубился пар. Несмотря на то, что они находились одновременно под действием высокой и низкой температуры и спали в сырой одежде, всё же они отдыхали, — это привычка.
Я поправил костёр, пододвинул поближе к нему свою постель и тоже уснул.
Пасмурное, неприветливое утро предвещало плохой день. Наскоро позавтракав, мы тронулись дальше на север и в 10 часов были на перевале. Отсюда хорошо были видны долины рек Кизыра, Нички. Всюду — серое поле безжизненной тайги да уходящие в безграничную даль белогорья. Вблизи перевала нет нагромождений, всё пологое, и только вдали, с левой стороны, был виден зубчатый голец Чебулак, приковавший наше внимание своей грандиозностью.
На перевале пришлось задержаться. Мои спутники развели костёр, и пока грелись, я сделал необходимые мне записи, дополнил маршрутку.
К Ничке спускались крутым ключом, забитым глубоким снегом. Неприятное впечатление оставила у нас эта река. Какая стремительная сила! Сколько злости в её потоке, несущемся неудержимо вниз по долине! Её перекаты завалены крупными валунами, всюду на поворотах — наносник и карчи. Мы и думать не могли перейти её вброд. Пришлось сделать плот.
Три часа мы трудились над устройством этого примитивного судёнышка, которое нам нужно было всего лишь для того, чтобы пересечь реку шириной не более восьмидесяти метров.
Когда плот был готов, мы оттолкнулись от берега и, подхваченные течением, понеслись вниз по реке. Я и Днепровский стояли на гребях, а Павел Назарович командовал.
— Бейте вправо, камни!
Плот, отворачивая нос или корму, проносился мимо препятствия. Не успевали мы прийти в себя, как он снова кричал:
— Скала, гребите влево, разобьёт! И мы всей силой налегали на вёсла.
Река не давала нам передышки. Плот то зарывался в волны, то, скользя, прыгал через камни, бился о крутые берега, а мы гребли и гребли что было сил.
Наконец, справа показался пологий берег, там было устье неизвестного ключа, и мы решили прибиться к нему, И вот у последнего поворота плот совсем неожиданно влетел в крутую шиверу. Все растерялись. Никто не знал, куда отбиваться: справа, слева и впереди, словно ожидая добычу, торчали из воды крупные камни. Вода вокруг них пенилась, ревела, плот, как щепку, бросало в стороны, било о камни, захлёстывало волнами. По какой-то случайности, всё обошлось благополучно, мы уцелели и уже готовы были благодарить судьбу, как снова услышали команду Зудова:
— Залом!.. бейте!.. — и, не досказав последнего слова, старик бросился ко мне, схватил за гребь, но уже было поздно.
Впереди неожиданно вырос огромный наносник. Он делил реку пополам и принимал на себя всю силу потока Плот с невероятной скоростью летел на него. Развязка надвигалась быстрее мысли. Я выхватил нож и только успел перерезать на Лёвке ошейник, как раздался треск. Плот налетел на наносник, и от удара — нас как не было на нём. Я повис на бревне, а Днепровского выбросило далеко вперёд. Разбитый плот, приподняв высоко переднюю часть, вывернулся как бы на спину и, ломая греби, исчез под наносником.
— Помогите!.. — услышал я сквозь рёв бушующей реки. Только теперь я увидел Павла Назаровича. Он, держась руками за жердь, висевшую низко над водою, пытался вскарабкаться на неё, но поток уже тащил его под наносник. Он захлёбывался, бил ногами, пытаясь приподняться, но напрасно — силы его покидали. Пока я добрался до старика, у него оборвались ослабевшие руки, и я уж в последний миг поймал его за фуфайку. На помощь подоспел Прокопий.
Как только голова Павла Назаровича появилась не поверхности воды, он стал умолять:
— Братцы, табачок за пазухой мокнет, достаньте, слышите!
Но разве до табаку было в эти минуты! Мы с большим трудом вытащили его из-под наносника и усадили на брёвна. Придя в себя, он прежде всего достал кисет и, награждая нас обиженным взглядом, стал охать и вздыхать.
«Вот они, сибиряки, — подумал я, поглядывая на Павла Назаровича. — Какое спокойствие! Быть на волосок от смерти и в последнюю минуту думать не о спасении своём, а о табаке, который он боялся намочить…»
Павел Назарович так застыл в воде, что пришлось оттирать его руки и ноги. Он с трудом разговаривал и еле двигался. Мы поделились с ним сухой одеждой и помогли выбраться на верх наносника. В таких случаях обычно в первые минуты ещё ясно не представляешь того, что случилось. Но как только жизнь Павла Назаровича была вне опасности, мы вспомнили про нашего четвёртого спутника, Лёвку. Его с нами не было, не видно было к на берегу.
«Неужели он попал под наносник?» — с ужасом подумал я.
— Лёвка!.. Лёвка!.. Лёвка!.. — кричал Днепровский, но всё было тщетно. Звук улетал по реке и терялся в шуме и плеске волн.
