Екатерина Мурашова - Живущие рядом (сборник)
— Вот этого, пожалуйста, — вежливо сказала я, указывая пальцем.
Продавщица вопросительно взглянула на маму.
— Ну, в конце концов, это же ей покупаем… — нерешительно сказала мама.
— Покусает ребенка — обратно не приносите, — обиженно сказала продавщица, пожала плечами и надела на руку большую брезентовую рукавицу.
Увидев в клетке руку с рукавицей, хомяк отскочил от стенки, сел на попу и приготовился к прыжку.
— Вот видите, — ухмыльнулась продавщица. — Я ж вас предупреждала.
— Вот сюда, пожалуйста, — сказала я и подставила банку. Мама в другом отделе получала аквариум. Завернутый в серую бумагу, перевязанный мохнатой веревкой, он тоже казался почти живым.
Дома я распаковала аквариум, задумчиво поглядела на него, вспомнила магазинных хомячков и сказала:
— Надо бы где-нибудь опилок раздобыть. В деревню, может, съездить?
— Сейчас! — откликнулась мама. — Газеткой обойдется. Вон, у дедушки возьми.
— Дедушка! — спросила я. — Что можно взять? Здесь есть «Ленинградская правда», просто «Правда» и «Известия» (я еще не ходила в школу, но уже умела читать, по крайней мере, заголовки).
— Бери что хочешь! — крикнула из кухни бабушка. — Все равно везде одно и то же написано.
— Да? — удивилась я и взяла одну из «Правд», рассудив, что у дедушки еще одна «Правда» останется.
— Надежда, ты не понимаешь политической тонкости момента! — сказал бабушке дедушка. Бабушка в кухне загремела кастрюлями.
Я постелила половинку газеты на дно аквариума, а вторую половинку разорвала на мелкие клочки. Потом поставила в аквариум мисочку с водой и мисочку с едой. Еды я набрала у бабушки на кухне. Она состояла из: гречневой крупы, корочки хлеба, листика капусты, кусочка сыра и ломтика колбасы.
— А колбаса зачем? — спросила мама. — Он же хомяк, а не кошка.
— На всякий случай, — сказала я. — Мы же не знаем, что он любит.
— Буду я еще хомяков колбасой кормить! — огрызнулась мама. — Даже если он от нее без ума.
— Кинь ему туда тряпочек, — посетовала бабушка. — Или вон хоть ваты клок. Мыши всегда в тряпках гнезда делают.
— Но он же не мышь, — возразила я. Бабушка покосилась на банку с хомяком, стоящую на столе.
— Мышь! — уверенно сказала она. — Только бесхвостая. Удерет, все в доме перепортит. Вот увидите. Тоже моду нашли — мышей в магазине за деньги покупать!
Я вытряхнула хомяка из банки. Он сразу же встал на задние лапы и пошел вдоль стенки, скребя коготками по стеклу. Сначала он наступил задней лапкой в миску с водой и пролил ее на газету, потом рассыпал миску с кормом.
— Продавщица предупреждала, — вздохнула мама.
— Убери его и накрой чем-нибудь, — сказала бабушка. — Зверь с воли, привыкнуть должен. Он же, небось, раньше в степи жил. А в степи — простор… Трава как море и небо без конца, без краю… Помнишь, Петр?
— Помню, — откликнулся дедушка. В молодости он был геологом и ездил с экспедициями по всему Советскому Союзу. Бабушка ездила вместе с ним.
Мне стало жалко хомяка, тоскующего по родным просторам.
— А нельзя его туда… обратно в степь? — спросила я.
— Ага, сейчас, — сказала мама. — Не нужен тебе, так и скажи. Подарим кому-нибудь, хоть вот Валиным ребятишкам.
— Обойдутся! — сказала я, накрыла аквариум оставшейся «Правдой» и убрала его под плиту.
К утру хомяк изгрыз обе «Правды» почти в труху, съел все, кроме гречки, и построил себе в одном из углов аккуратное гнездо. В противоположном углу аквариума он устроил себе туалет.
— Ага! — одобрила бабушка. — Где спит, там не гадит. Это правильно. А как его звать-то будем?
— Митя, — сказала я. Имя как-то само собой придумалось.
— Ну, Митя так Митя, — согласилась бабушка.
Приручился Митя довольно быстро. Бабушка, которая лучше всех нас разбиралась в мышах, присмотрелась к нему и сказала, что Митя — еще совсем молодой хомяк, хотя и взрослый. По ее словам, у старых грызунов шерсть выцветает, лапы шелушатся и глаза закрываются с углов пленкой. У Мити ничего этого не наблюдалось. Шерсть у него была ярко-рыжая, глаза — черные, блестящие и любопытные, а лапки — нежно-розовые. В каждом коготке просвечивала крохотная алая ниточка — кровеносный сосудик. Розовый Митин нос постоянно двигался. Вместе с ним двигались и белые усы. Передние лапки действовали почти как руки — сидя на толстом задике, Митя мог брать в них любые предметы, поворачивать их, подносить ко рту.
Где-то через пару недель Митя перестал бросаться на руку, которую опускали в аквариум, а через месяц уже брал с руки корм.
— Скучно ему в аквариуме-то, — сказала как-то мама. — Выпусти его погулять.
— Куда? — спросила я.
— Да хоть вот на стол.
Я сбегала в кухню, где стоял Митин аквариум, взяла хомячка двумя пальцами под мышки, принесла в комнату и посадила на мамин письменный стол. Митя присел, прикрыл глаза и начал быстро-быстро шевелить усами.
— Боится, — сказала мама. — Положи на стол чего-нибудь, чтоб он спрятаться мог.
Я положила на стол мамину коробочку из-под духов. Митя понюхал в ее сторону и отошел подальше.
— Кажется, ему духи не нравятся, — предположила я.
— По-видимому, да, — согласилась мама. — Может быть, ему понравится коробка из-под геркулеса. Если бы я была хомяком или, допустим, лошадью, то мне, наверное, нравилось бы, как она пахнет. Овес все-таки…
Я уже хотела идти в кухню за коробкой, но в это время раздался такой звук, как будто бы на пол уронили кусочек сырого теста.
— Разбился! — ахнула я.
— Не похоже, — сказала мама, лежа на диване и наблюдая, как рыжий комок, виляя толстым задом, пропихивается в щель между подшивками «Науки и жизни», сложенными под письменным столом.
Часа три после этого я ловила Митю. Мама руководила мной с дивана. Я переложила множество книг и журналов, уронила себе на голову «Сагу о Форсайтах» и три тома Тургенева, нашла свой белый носок, который потеряла еще в прошлом году, погремушку, мамину пудреницу со сломанной крышкой и дедушкин портсигар. Митю я тоже иногда видела. Он смотрел на меня с удивлением, а когда я протягивала к нему руку, неторопливо уходил в следующую щель. Утешало то, что он выглядел совершенно здоровым. По-видимому, падение со стола ему не повредило. Потом в комнату заглянула бабушка и позвала меня ужинать.
— Прибраться решили? — спросила она, увидев разложенные по всей комнате стопки книг, журналов и кучки вещей. — Давно пора. А то совсем скоро в грязи зарастем.
Как раз в этот момент из-под дивана вышел Митя. Он сел на задние лапки и осмотрелся. Возможно, он услышал бабушкин голос. Днем, когда я была в детском саду, а мама — на работе, бабушка подкармливала Митю и разговаривала с ним.
