Александр Черкасов - Записки охотника Восточной Сибири
Странно, что белковщики, или, лучше сказать, зверопромышленники, живут как-то деревнями, самый быт которых тесно связан с различными обстоятельствами. Есть селения, в которых нет ни одного дома, чтобы не было промышленника, но опять есть и такие селения, в которых всего два или три белковщика. В настоящее время в Забайкалье во многих местах нет и тени прежнего белковья, именно с того дня, как образовались забайкальские казаки. Служба и проч. и проч. не дают многим подумать и о посеве хлеба, не только что о белковье!.. Неужели придет время, что мои заметки о белковье сделаются преданием, рассказом старины?.. Приятно смотреть со стороны, когда отправляются белковщики на промысел, в особенности когда несколько артелей соединяются вместе. Право, встретившись с такой ватагой на дороге, особенно в лесу, невольно заглядишься на эту движущуюся толпу вооруженных всадников, причем что-то необъяснимое задевает за душу, а тем более страстного охотника. Разъехавшись с ними, вы машинально несколько раз оглянетесь, наверное, призадумаетесь, и в голове вашей завертится пропасть мыслей, воспоминаний, если вы в душе охотник, и разве только у самой станции новые предметы, попавшиеся на глаза, разобьют ваше настроенное воображение.
Многие белковщики, отправляющиеся надолго, гонят с собой различный рогатый скот, как-то: коров, баранов и проч. для закуски после устатка и богатырских подвигов. Зная хорошо сибирский климат и все нужды, которые претерпеваются белковщиками в тайге, бывши сам страстным, горячим охотником и проведя не одну зимнюю ночь в далекой тайге, поневоле призадумаешься и скажешь: нужно быть сибирским промышленником, чтобы безропотно вынести все это!
Живущие около больших рек белковщики отправляются вниз по течению обыкновенно на паромах до места белковья, а возвращаются или верхом, или на санях, потому что, пользуясь случаем, они на паромах сплавляют не только лошадей, скот, почти все принадлежности домашнего очага, но даже и заготовленные сани. Мне часто случалось видеть такие экспедиции по реке Шилке. Конечно, почти незачем и говорить о том, что еще приятнее смотреть на возвращающихся белковщиков из тайги. Тут уже действительно разбегаются глаза: торопишься все разглядеть, в глазах зарябит, и часто случается, что вместо всего ничего не увидишь или, лучше сказать, самое главное и любопытное пропустишь без внимания. На заводных лошадях иногда бывает столько навьюченного разного мяса, шкур и пушнины, что, не быв очевидцем, действительно трудно поверить.
Прибыв на место промысла, белковщики тотчас устраивают шалаши (по-сибирски балаганы), землянки и даже зимовейки. Некоторые промышленники, ежегодно ходя на белковье в одно место, имеют в лесах постоянные избушки, в которых другие никогда не поселяются, хотя бы и прибыли раньше, но придет урочное время, и хижины эти наверное дождутся своих законных хозяев. Не лишним считаю сообщить, что промышленники никогда не поселяются в старых балаганах, уже высохших от времени, чтобы как-нибудь невзначай не спалить всего богатства, добытого в белковые, и не пострадать самим от запасов пороха. Вот почему эти жилища и строятся каждогодно новые, из сырого материала. В избушках же безопасно, потому что в них всегда делаются битые из глины и камня печи, иногда с дымовым выводом на крыше.
Если сойдется несколько артелей в одно место, то владыкой его остается та артель, которая прежде успела его захватить. Впрочем, бывают случаи, что в больших, не тесных округах живут вместе или неподалеку одна от другой несколько артелей. Конечно, пригнанный или приплавленный рогатый скот колется, сколько потребно, на месте стоянки, т. е. на таборе, а остальной и лошади питаются чем бог послал. Но опять скажу, что те промышленники, которые имеют постоянные зимовейки или избушки, нередко летом нарочно заготавливают немного сена. Понятное дело, всякий табор располагается около воды, речки, озера или ключа.
Белковая собака — почти необходимая принадлежность этой охоты. Достоинство ее состоит в том, чтобы она не только отыскивала белку по следу, но гнала бы ее и верхом (по деревьям); мало того, она, найдя белку, должна лаять и не спускать ее с дерева (о собаке смотри особую статью).
Самая охота состоит в том, что белковщики с утра до позднего вечера ходят или ездят верхом по лесам, отыскивая белку сами или с помощью собаки. Белку бить не хитро, только бы увидать; от человека и от собаки она тотчас заскакивает на дерево и сидит иногда смирно на сучке или ветке, дожидаясь меткой пули, иногда же пойдет прыгать с дерева на дерево, так что трудно ее догнать и можно даже потерять из виду, особенно в сосняке и кедровнике; белка знает, в чем дело, и, случается, так запрячется и притаится на мохнатых ветвях, что и опытный охотник с трудом ее отыщет. Вот почему здешние промышленники и не любят их промышлять в этих лесах.
Чтобы открыть спрятавшуюся белку, стоит только кашлянуть или стукнуть в дерево палкой, как она тотчас соскочит на другую ветку или сядет на задние лапки — словом, покажет себя, но напуганные белки этого не сделают: они так крепко сидят притаившись, что хотя раскашляйся, расстучись, а они и ухом не поведут, хоть руби дерево, что и случается зачастую с здешними промышленниками: лесу много, народу мало, следовательно, и потребности тоже — отчего ж и не рубить дерева из-за шкурки белки, тем более в лесу, «где земля да небо, пень да колода — полная свобода, никто не видит, делай, что знаешь, славно!.. Бог не скажет!» — говорят сибиряки.
Часто белка прячется в свое гайно или залезает в птичьи гнезда, и тогда трудно ее выманить, особенно когда она заскочит в дупло. Но топор, а иногда и дым — славные товарищи в этом отношении, они и тут выручают. Многие промышленники, видя, что белка заскочила в птичье гнездо или в свое гайно, сделанное на дереве, не прибегают и к топору, а прямо стреляют в гнездо и редко ошибаются; бывали и такие случаи, что белковщик, выстрелив таким образом в гнездо, вместо одной, им виденной, убивал двух белок, потому что в том же гнезде была и другая, которую промышленник не заметил раньше. Часто белки прибегают к хитрости: завидя человека, они прячутся за ствол дерева с противоположной стороны, так что охотник сколько ни ходи кругом дерева она все будет вертеться и прятаться за ствол. Но человек хитрее ее — он тотчас снимает с себя шубу или кафтан, весит на воткнутую палку, надевает сверху шапку и на минуту притаится, потом чем-нибудь пугает белку, та забросается и ошибется, приняв чучелу за охотника, и попадает на свинец.
Вообще во время охоты белковщики нередко являют друг перед другом примеры честности, бескорыстия и свято уважают товарищество; так, например, если один из них как-нибудь подгонит белку к другому из чужой артели, то последний ни за что не воспользуется этим случаем; конечно, если охотники из одной артели, тогда все равно — белка попадает в один же общий мешок. Самое худое время стрелять белок в ветреную погоду, не говоря уже о пурге (метель, вьюга), во время которой совершенно невозможно стрелять, потому что загнанная на дерево белка от ветра чапается (качается) вместе с ветками, и тогда трудно ее убить из винтовки. «Вот тут-то и живет обстрел», — говорят сибиряки, то есть бывает много промахов. Если большую часть белковья стояла ветреная погода и, следовательно обстрелу было много, тогда и белка продается дороже промышленниками — по случаю тунной траты огнестрельных припасов и меньшей добычи белки.
