Карл Май - Виннету
В то же время я старался определить, где следует искать местонахождение золота в случае, если потеряется дальнейший след. Виннету как-то говорил об одной горе, называя ее Наджет-циль. Наджеты — это самородки, которые бывают самых различных размеров. Циль на языке апачей означает гору. Таким образом, Наджет-циль — значит Гора Самородков. Во всяком случае это место должно лежать высоко. Я окинул взглядом местность, по которой мчался. На север от меня, как раз по направлению пути, возвышались большие, поросшие лесом горы. Одна из них и была Горой Самородков. В этом я теперь не сомневался.
Старая лошадь, на которой я скакал, была недостаточно быстрой. Вырвав из куста прут, я принялся нахлестывать ее. Это помогло, и она помчалась во весь опор. Вскоре равнина кончиласьг и моим глазам открылся горный ландшафт. Следы шли между двумя склонами и вскоре терялись, стертые множеством камней, гонимых водным потоком. Все же я не слез с лошади, так как решил, что нужные мне люди пошли дальше долиной.
Скоро я попал в боковое ущелье с каменистым дном. Мне предстояло разрешить, каким образом они пробрались через него. Я спрыгнул с седла и принялся исследовать ущелье. Отыскать следы было дело нелегкое. Но я все-таки нашел их — они вели по самому дну. Вскочив на лошадь, я снова поехал. Скоро дорога разветвлялась, и мне пришлось снова сойти с лошади. Таким образом, лошадь являлась для меня помехой, я привязал ее к дереву и пешком продолжал путь по тому направлению, куда вели следы.
Страх гнал меня вперед по скалистому безводному ущелью. Я шел с такой быстротой, что у меня захватывало дыхание. На одном из каменистых выступов я остановился, чтобы отдышаться, а затем опять устремился дальше, пока следы не свернули влево, по направлению к лесу. Деревья, росшие плотной стеной на опушке, становились все реже, и, пробираясь под ними, я увидел перед собой открытую полянку. Едва успев достичь ее, я услыхал несколько выстрелов. Затем прозвучал крик, словно ударом шпаги пронзивший все мое тело. Это был предсмертный крик апачей.
Тогда я бросился вперед уже не бегом, а огромными прыжками, как хищный зверь, бросающийся на свою добычу. Еще выстрел, и еще… Это была двустволка Виннету, — я узнал ее по звуку. Слава Богу! Он еще жив, ведь мертвые не стреляют. В несколько прыжков я очутился на поляне и остановился под деревом, — то, что я увидел, приковало меня к месту.
Посреди небольшой поляны лежали Инчу-Чуна и его дочь. С первого взгляда я не мог разобрать, живы ли они. Недалеко от них находился обломок скалы, за которым прятался Виннету. В эту минуту он заряжал ружье. Налево от меня притаились за деревом два злодея с ружьями в руках, готовые стрелять, как только Виннету выглянет из-за утеса. Справа от меня осторожно крался третий, намереваясь обойти поляну и напасть на Виннету сзади. Четвертый лежал около меня с простреленной головой.
Те двое были опаснее для молодого вождя, чем третий. Я схватил свой штуцер и убил их обоих наповал, затем, не заряжая ружья, бросился вслед за третьим. Тот услышал выстрел и быстро обернулся. Увидев меня, он прицелился и спустил курок, я отскочил в сторону — пуля пролетела мимо. Тогда, видимо решив, что его дело проиграно, он устремился в лес. Я поспешил за ним. Это был Сантер, и я во что бы то ни стало хотел его догнать. Расстояние между нами было, однако, очень велико; покинув поляну, он тотчас же скрылся в лесу. Таким образом, я должен был отыскивать следы и не мог преследовать его с достаточной быстротой. Потому я скоро вернулся обратно к поляне, тем более что Виннету мог нуждаться в моей помощи.
Он стоял на коленях перед телами своего отца и сестры и искал в них признаки жизни. Увидев меня, он сейчас же встал. Я никогда не забуду выражения его глаз, невыразимый гнев и боль светились в них.
— Брат мой Разящая Рука, видишь ли ты, что случилось? Ншо-Чи, прекраснейшая из девушек апачей, не пойдет в город бледнолицых, в ней еще теплится жизнь, но скоро она навеки закроет глаза.
Я не мог произнести ни слова, — да и о чем было говорить? Я видел все собственными глазами. В луже крови лежали они оба — Инчу-Чуна с простреленной головой и Прекрасный День с пробитой грудью. Вождь был уже мертв; Ншо-Чи еще дышала тяжело и хрипло, прекрасная бронза ее лица становилась все более тусклой. Щеки ее ввалились, и печать смерти проступила на дорогих мне чертах.
Внезапно она пошевельнулась, повернула голову к мертвому отцу и медленно открыла глаза. Увидев лежащего в крови Инчу-Чуна, она, видимо, страшно испугалась, хотя зто мало отразилось на ее безжизненном лице. Очевидно, она сначала ничего не могла сообразить, но постепенно мысли ее прояснились, она поняла окружающее и тихо положила руку на сердце. Почувствовав теплоту бьющейся оттуда крови, она тяжело вздохнула.
— Ншо-Чи, дорогая моя единственная сестра! — воскликнул Виннету с таким отчаянием, которое невозможно передать словами.
Она подняла на пего свой взор:
— Виннету… брат мой… отомсти… отомсти за меня…
Затем она перевела взгляд на меня, и короткая, но радостная улыбка тронула ее побледневшие губы.
— Разящая Рука… — прошептала она. — Это ты!.. Теперь я умру так…
Больше мы не услыхали ничего. Жестокая смерть заставила ее замолчать, сомкнув навеки прекрасные уста.
Мое сердце готово было разорваться от горя; я вскочил на ноги и испустил громкий вопль, который повторило эхо в соседних горах.
Виннету поднялся медленно, как будто его давила многопудовая тяжесть. Он обнял меня и сказал:
— Они мертвы! Величайший и благороднейший вождь апачей и Ншо-Чи, сестра моя, отдавшая тебе душу. Она умерла с твоим именем на устах. Не забывай этого, не забывай ее, любимый брат мой!
— Никогда, никогда я ее не забуду! — вскричал я.
Его лицо вдруг приняло совершенно иное выражение, и голосом, гремящим как далекие раскаты грома, он спросил:
— Слышал ли ты ее последнюю просьбу?
— Да.
— Месть! Я должен отомстить, и я отомщу так, как ни одна смерть еще не отмщалась. Знаешь ли ты, кто были ее убийцы? Видел ли ты их? Это были бледнолицые, которым мы не сделали ничего дурного. Куда ни ступит нога бледнолицего, всюду ожидает нас гибель. Плач пойдет по всем племенам апачей, и яростный крик мести найдет отклик у каждого, принадлежавшего к нашей нации. Глаза всех апачей устремлены на Виннету; все хотят видеть, как отплатит он за смерть отца и сестры. Пусть брат мой, Разящая Рука, выслушает обет, который я произнесу у этих трупов! Клянусь, что с этого дня каждого белого, каждого встречного белого убью я оружием, выпавшим из мертвой руки моего отца…
