Говард Фаст - Последняя граница
Но и люди чувствовали тревогу и какое-то передвижение в прериях.
Жители уединенных ферм, услышав слово «индейцы», закрывали ставни на засовы и принимались чистить свои ружья. Ковбои видели двигавшуюся вдали темную массу и догадывались, что это.
Телеграфисты следили за тем, как капкан захлопывается, и на их лицах под зелеными надглазными козырьками отражалось волнение. Люди, никогда не игравшие на скачках, начали ставить на индейцев. Провода на много миль в окружности гудели от бежавших по ним донесений, и телеграфные ключи отстукивали их, находясь иногда на тысячи миль один от другого Кондуктора поездов, пересекавших широкие пространства прерии, сообщали новости своим пассажирам, и побледневшие лица боязливо прижимались к окнам Ночи в сотнях городов, разбросанных среди прерий, были полны страхов, и тысячи раз задавался тот же вопрос: «Где же шайены?»
Мюррею хотелось бы идти впереди пехоты, сразиться с шайенами и со всем этим покончить. Мучивший его страх не исчез бы, если бы он и уклонился от исполнения своего долга. Теперь он горел желанием атаковать шайенов, и атаковать быстро, решительно. Растянувшийся отряд его солдат казался ему чем-то вроде синего бича со стальными шипами.
Мюррей медленно ехал впереди, напряженный, весь подобранный, точно тугая стальная пружина.
«Это произойдет сегодня или завтра», — твердил он себе.
— Я буду рад, когда все это кончится, — сказал Уинт.
«Сегодня или завтра», — думал Мюррей.
— Теперь у нас будут фургоны, — рассуждал Уинт. — Солдаты пойдут в Додж пешком, а в фургоны мы погрузим индейцев. Это лучше всего. Я переговорю с Траском, чтобы он передал фургоны нам.
Отряд двигался хорошим аллюром, не слишком быстрым, но ровным, делая по пять-шесть миль в час. Это была наибольшая скорость, с которой могли ехать в прериях запряженные шестеркой мулов неуклюжие фургоны. Впереди шли два эскадрона кавалерии, за ними следовали фургоны. В арьергарде ехали молча мрачные, как ночь, ополченцы. Этим гражданам Доджа пришлось со вчерашнего дня пережить слишком много. Теперь наступила реакция: они были угрюмы и обижены. Ненависть переполняла их сердце.
«Они или разбегутся, или разъярятся и примутся убивать без разбору. Надо держать их подальше от женщин и детей», — думал Мюррей.
Он высказал свои мысли Уинту, и тот согласился с ним.
— Все это, — сказал Уинт, — кажется мне чем-то нереальным, точно сон. Ужасно хочется, чтобы поскорее кончилось.
Папаша Филуэй ехал впереди отряда. Он был бодр, доволен собой и не отрывал глаз от следа. Его выносливость была поистине изумительна. С раннего утра, с той минуты, когда его разбудили, он находился в седле. За это время он лишь иногда клевал носом, не слезая и коня, и все еще не выказывал никаких признаков утомления. Лейтенант Гатлоу, подъехав к нему, спросил:
— Ну что, старик, приближаемся к ним?
— Ей-богу, сынок, я их носом чую.
— Ты давно живешь в прериях?
— Давно ли? — Старик плюнул. — Ты знаешь старика Джима Бриджера, сынок? Ему семьдесят два, а я старше его на четыре года. Девятого октября мне исполнится семьдесят шесть, и сорок из них я провел в прериях. Я видел много сражений, но ни разу не убивал индейцев, сынок. Ни разу не запятнал своих рук. Когда бог призовет меня, я предстану с чистыми руками.
— Ты не будешь участвовать в сражении? — спросил Гатлоу.
— Нет, сынок, нет. В библии сказано: «Не введи нас во искушение». А о себе позаботиться я могу.
— Не сомневаюсь, старина!
Позднее, когда солдаты отдыхали и насыщались обильной пищей, которую привез Траск из форта Додж, Мюррей послал следопыта вперед. Отряд уже двинулся, когда Филуэй возвратился; он вздрагивал от возбуждения, посмеивался.
— Здесь они, — кивнул он.
— Где?
— Недалеко — у ручья. Они там остановились на ночлег.
— Далеко отсюда?
— Да мили три, — засмеялся старик. — Женщины, дети… Заберешь, сынок, все племя целиком. Ведь это шайены! Битва будет жаркая!
— Он сошел с ума! — возмутился Гатлоу. — У него старческое слабоумие. Он говорит, что ему семьдесят шесть лет.
— Клянусь богом, это правда, — сказал Филуэй.
— Ладно, папаша. А ты уверен, что они там? — спросил Мюррей.
— У меня глаза-то есть.
Маленькая армия остановилась. Кавалеристы отпустили подпруги, лошади шли по две в ряд. За растянувшейся колонной двигались косые, ломаные тени. Солнце стояло совсем низко, точно обессилев, и люди могли не мигая глядеть на его оранжевый диск.
Прерии, переходившие впереди в ряды низких холмов, были полны той угрюмой печали, какая чувствуется в сумерки среди пустынных, незаселенных пространств.
Траск подъехал к Мюррею и Уинту. Младшие офицеры обступили их, а за ними приблизилась и большая часть ополченцев. Уинт поглядывал на часы. Мастерсон тихонько напевал что-то.
— Не думаю, чтобы они там укладывались спать. Они, вероятно, знают о нашем приближении, — сказал Мюррей.
— Вы чересчур высокого мнения о них, — почти вызывающе заявил Траск.
Он считал, что часть успеха придется и на его долю, хотя он проехал всего несколько миль, а не долгий, утомительный путь из форта Рено. Ему казалось, Мюррей нарочно медлит.
Он был старше Мюррея и теперь жалел, что слишком поторопился, уступив ему командование. Наблюдая за капитаном, он видел, что этот долговязый, неловкий, небритый и пропыленный человек с озабоченным лицом действует ощупью, словно в потемках, и не понимает сложившейся обстановки.
Уинт был моложе, более изнежен — тип человека, к которому Траск всегда относился свысока. Прерии не для неженок. Уинт же был почти женственным.
— Высокого мнения? — Мюррей, казалось, был удивлен.
— Ведь это индейцы. Этим сказано все.
— Знаю.
— Я бы разделался с ними сегодня же.
— Сегодня или завтра. — Мюррей пожал плечами.
Уинт внимательно наблюдал за ним; его удивляло, как это Мюррей так быстро остыл.
— Скоро станет темно, — заявил Филуэй. — Битва жаркая будет. Начинайте, пока светло.
— Можно и сегодня, все равно, — сказал Мастерсон.
Мюррей погрузился в размышления. Вести бой в темноте будет или слишком легко, или слишком трудно. И отчего это Мастерсон не возьмет свой сброд и не отправится с ним обратно в Додж! Мюррей испытывал недоверие военного к боеспособности штатских. Ополченцы Мастерсона что-то уж слишком притихли. И он удивленно спрашивал себя: почему у него не хватает мужества отправить их обратно, пригрозив в случае необходимости даже открыть по ним огонь?
— Становится поздно. — Уинт опять поглядел на часы.
— Мы идем вперед, — сказал Мюррей Траску, — а вы ведите пехоту для подкрепления. Если только станет ясно, что они уходят, мы атакуем их.
