ХОВАРД ФАСТ - ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА
Обзор книги ХОВАРД ФАСТ - ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА
ХОВАРД ФАСТ
ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА
Посвящается моему отцу, научившему меня любить не только Америку прошлого, но и Америку грядущего.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Июль 1878 года
Был жаркий день. В Оклахоме стояла самая знойная пора. Казалось, что расплавленное солнце готово было низвергнуться потоками с безоблачного, словно металлического небосвода. Зноем дышало всё: небо, солнце, дувший с техасской пустыни ветер, сама почва. Земля пересохла и рассыпалась маленькими клубами мелкой красной пыли. Пыль, поднимаясь кверху и оседая, покрывала собою всё: низкорослые, чахлые сосны, жёлтую траву, некрашеные дома, и цвет их покоробленных досок напоминал цвет окружающей земли.
Струящийся жаркий воздух делал все очертания зыбкими и неверными. Кролик, проскочивший через лужайку, скорее напоминал тёмный лоскут, подхваченный горячим вихрем.
Агент Джон Майлс, совершавший свой обычный утренний обход принадлежавших агентству владений, остановился. Вот уже шесть лет жил он на Индейской Территории и всё ещё не мог привыкнуть к климату Оклахомы. Каждый год лето казалось ему всё более жарким, а может быть, он просто забывал, каким нестерпимым было предыдущее.
Озабоченно потрогал он пальцем изнанку своего крахмального воротничка. Теперь только одиннадцать часов, а к полудню обычно раскисает последняя частица крахмала и воротничок превращается в мокрую тряпку. Его жена Люси не раз говорила ему, что глупо носить летом белые крахмальные воротнички. Шейный платок, который может служить и носовым, по её мнению и удобнее и практичнее и нисколько не унижает достоинства. В последнем Майлс не вполне был уверен. Достоинство и авторитет создаются целым рядом мелочей; стоит только отказаться от одной из них – и человек уже на пути к отказу от всех. И чем дальше он находится от цивилизованного мира, тем большее значение имеют все эти мелочи.
А более удалённого от цивилизации места, чем Дарлингтон, где поселили индейцев из племен Шайенов и Арапахов, агент и представить себе не мог.
Майлс вынул платок и вытер лицо. Бросив быстрый взгляд по сторонам, чтобы удостовериться, не наблюдал ли кто за ним, он нагнулся и смахнул красную пыль с чёрных башмаков. Затем заботливо сложил платок так, чтобы не было видно запачканной стороны, и, вздохнув, направился к зданию школы.
После того как его назначили агентом по делам индейцев, эта школа была одним из его первых достижений. Он очень гордился ею, как гордился и другими улучшениями, введёнными им в Дарлингтоне. Однако он помнил, что в любую минуту его гордость может быть унижена сурово и безжалостно. А так как он был квакером, и квакером более или менее искренним, то и старался скрывать эту гордость, а когда она всё же бывала уязвлена, то наряду с отчаянием испытывал даже некоторое моральное удовлетворение.
Подойдя к школе, он обнаружил, что здание вновь нуждается в окраске. В другом климате краску постепенно разрушают зимние холода, здесь же, в этой невыносимой жаре, краска с дощатых стен попросту выкипает.
Майлс покачал головой. Он знал, что бесцельно было просить о дополнительных материалах на ремонт сейчас, когда урезывалось даже продовольственное снабжение.
Он перешёл ложбинку, наполненную мельчайшей пылью, доходившей ему до щиколоток. Тут было бесполезно обтирать башмаки. И, покашливая, он продолжал идти в клубившемся облаке красной пыли.
Босоногий Арапах, завёрнутый в грязное жёлтое одеяло, преградил ему путь. С его губ полился поток мягкой, певучей индейской речи. Пыль, поднятая шаркающими ногами Арапаха, встала стеной между ними.
Майлс знал этого человека. Его звали Роберт Кричащий Ястреб. Он немного говорил по-английски. За шесть лет, проведённых в агентстве, Майлс так и не научился хоть сколько-нибудь языку Шайенов и Арапахов и нередко говорил себе, что тут не помогут и шестьдесят.
– Говори по-английски! – сказал он торопливо.
– Моя жена, – на ломаном английском языке произнёс индеец, – она говорит – эта курица не несёт яйца, она плохая курица.
– Скажи об этом мистеру Сегеру.
– Джонни нет дела до яйца, – упрямо продолжал индеец.
– Хорошо, я сам поговорю с ним, – сказал Майлс, стараясь быть терпеливым. – Да мы съели эта плохая курица.
– Ну, тогда вы от нас кур больше не получите, – заявил Майлс и пошёл дальше.
Он обрадовался, когда вошёл в тень школьной веранды. Зной был здесь не так силён, а дом несколько защищал от пыли. Но Майлс чувствовал, что в одной определённой точке между бровями всё нарастала тупая, мучительная боль. Стало быть, теперь опять разболится голова. И Люси, конечно, опять будет бранить его за то, что он не остерегается солнца. Она требовала, чтобы он таскал с собой зонтик, не понимая, что тогда он станет посмешищем для всех индейцев. Пусть поворчит – у него будет хоть оправдание, чтобы принять холодную ванну перед обедом.
Он стоял на веранде, прислушиваясь к неясному гулу, голосов, доносившемуся из школы, и с наслаждением мечтал об этой ванне. Отсюда ему были видны крутой спуск к высохшему руслу Канадской Реки, пыль, поблёкшая жёлтая трава и выросшая здесь каким-то чудом небольшая роща чахлых сосёнок. Индейское селение с его конусообразными палатками, вытянувшееся вдоль пересохшего русла, казалось, тщетно искало влаги. Кроме Арапаха Роберта, на раскалённой поверхности земли не было видно ни одного живого существа. Большинство индейцев уже отправилось на охоту за бизонами, с которой они вернутся разочарованные, с пустыми руками; остальные же не выйдут из жилищ, пока не зайдёт солнце.
Прозвенел школьный звонок, распахнулись двери, и индейские ребята со смехом и криком, толкаясь, выбежали наружу. Они уже рассыпались было по траве, когда миссис Хьюджинс, начальница школы, вышла на веранду. Это была рослая, могучая женщина с поседевшими волосами, обвислыми щеками и крохотными голубыми глазками. Пот катился по её лицу и шее, и капли его расплывались на воротнике платья. Увидев Майлса, она захлопала в ладоши и крикнула:
– Дети, дети, подойдите и поздоровайтесь как нужно с агентом Майлсом!
Некоторые из ребят остановились, другие продолжали бегать.
– Да уж ладно, ладно! – сказал Майлс.
– Вы извините, – заявила начальница: – летом все так трудно, ни на чем нельзя сосредоточиться при таком зное.
Майлс сочувственно кивнул.
– Не примите это за жалобу, – продолжала миссис Хьюджинс.
На веранду вышли ещё двое – учитель и учительница:
Джошуа Трублад и его жена Матильда. Они также были квакерами. Последовав призыву своего братства, они отправились на Индейскую Территорию. Но условия жизни здесь сделали их совершенно безвольными и покорными. Джошуа Трублад был щупленький человечек с обвисшими усами соломенного цвета. Жизнь на Территории была для него сущим адом. Он мучительно боялся индейцев, а его жена боялась их ещё больше. Учитель он был никудышный, хотя и усердный. Матильда, походившая на мышь, всегда и во всём подражала ему. И, несмотря на это, какое-то смутное чувство долга всё-таки удерживало их в агентстве.
– Разве можно заставлять детей учиться в летнее время! – сказал Джошуа.
– Знаю, – кивнул головой Майлс. – Через несколько дней начнутся каникулы. Я не хотел, чтобы они отправились со старшими на охоту. Родителям и без того тяжко бродить в этой пустыне в поисках бизонов, которых здесь давно не существует, а тут ещё тащить за собой ребят…
Матильда соболезнующе прищёлкнула языком, а миссис Хьюджинс заявила:
– Всё так трудно в жару…
Майлс старался подбодрить себя. Голова у него уже болела, и пришлось сделать большое усилие, чтобы покинуть затененную веранду.
– Ну, мне пора, – сказал он. – Увидимся за завтраком.
Он принудил себя спуститься по склону на дорогу, ведущую к индейскому селению. Он шёл полями, на которых индейцы под наблюдением фермеров из агентства посадили кукурузу, картофель, капусту.
Пыль так густо покрывала посевы, что они походили на свалку мусора. Никакая земная сила не могла заставить индейцев покинуть свои жилища и работать под таким солнцем.
Майлс миновал стаю кур. Поднятая ими пыль запорошила ему глаза, и он закашлялся. Боль в голове стучала молотом. Обернувшись, он поглядел, как куры роются в пыли. По пути домой он прошёл мимо ряда недавно построенных хижин. Они должны были заменить палатки, в которых сейчас жили индейцы. Хижины ещё не были окрашены, а сырые сосновые доски уже так перекосились и погнулись от жары, что вылезли почти все гвозди, которыми они были прибиты к балкам. Майлс покачал головой, лицо его выразило уныние, и он медленно побрёл домой.
***
Обедало пятеро: агент Джон Майлс, его жена Люси, Джошуа и Матильда Трублад, и Джин Сегер, выполнявший самую разную работу в агентстве.
