Джеймс Купер - Избранные сочинения в 9 томах. Том 1 Зверобой; Последний из могикан
Глубокое молчание, последовавшее за этими словами, достаточно ясно выражало благоговейный трепет, с которым народ принял слова патриарха. Никто не смел отвечать — все ожидали затаив дыхание, что произойдет дальше. Ункас, все время смотревший в лицо старика с любовью и глубоким почтением, решился заговорить.
— Четыре воина из рода Ункаса жили и умерли, с тех пор как друг Таменунда водил свой народ на войну, — сказал он. — Кровь Черепахи текла в жилах многих вождей, во все они вернулись в землю, из которой пришли, кроме Чингачгука и его сына.
— Это правда… Это правда… — заметил старец; луч воспоминаний рассеял его забытье. — Но мудрецы часто говорили, что два воина древнего рода живут еще в горах ингизов. Почему же так долго пустовали их места у костра совета делаваров?
При этих словах молодой человек поднял свою голову, все время склоненную в знак уважения к Таменунду; возвысив голос так, чтобы его слышала вся толпа, и как будто желая раз навсегда объяснить образ действия своей семьи, он заговорил:
— Некогда мы спали там, где можно слышать гневный ропот Соленого Озера. Тогда мы были правителями и сага-морами всей страны. Но, когда у каждого ручья стали попадаться бледнолицые, мы пошли вслед за оленями, назад, к нашей родной реке. Делаваров не стало. Только немногие из воинов остались пить воду любимой реки. Тогда предки мои сказали: «Здесь мы будем охотиться. Воды этой реки бегут в Соленое Озеро. Если мы пойдем в сторону заходящего солнца, то найдем потоки, которые бегут в великие озера сладкой воды; могиканин умрет там, как умирают рыбы моря в прозрачных источниках. Когда Маниту будет готов, то скажет: «Идите», — и мы пойдем по реке к морю и вернем себе свое». Вот, делавары, во что верят дети Черепахи! Наши глаза устремлены к восходящему солнцу, а не к заходящему. Мы знаем, откуда оно приходит, но не знаем, куда уходит. Довольно!
Потомки ленапов слушали слова Ункаса с тем уважением, которое внушает суеверный страх, я тайно наслаждаясь тем образным языком, на котором говорил юный сагамор. Ункас внимательно следил своими умными глазами за слушателями и, убедившись, что его слова произвели выгодное впечатление, постепенно отбросил свой властный тон. Окинув взглядом безмолвную толпу, окружавшую возвышение, на котором сидел Таменунд, он впервые увидел связанного разведчика. Ункас пробрался сквозь толпу к своему другу, быстрым, гневным движением ножа перерезал связывающие его тело ремни и дал знак толпе расступиться.
Индейцы повиновались молча и снова сомкнулись в круг, как до появления Ункаса. Он взял разведчика за руку и подвел его к патриарху.
— Отец, — сказал он, — взгляни на этого бледнолицего: это справедливый человек, друг делаваров и гроза макуасов.
— Какое имя заслужил он своими подвигами?
— Мы называем его Соколиным Глазом, — ответил Ункас, называя разведчика его делаварским прозвищем, — потому что зрение никогда не изменяет ему. Мингам он известен своим верным ружьем, и они называют его Длинным Карабином.
— Длинный Карабин! — воскликнул Таменунд, открывая глаза и сурово смотря на разведчика. — Моему сыну не следовало бы называть его другом.
— Я называю другом того, кто на деле показывает себя другом, — ответил молодой вождь спокойно и твердо. — Если делавары приветствуют Ункаса, то и Соколиный Глаз находится среди друзей.
— Бледнолицый убил многих из моих воинов. Его имя славится ударами, которые он нанес ленапам.
— Если какой-нибудь минг нашептал это на ухо делаварам, то этим только доказал, что он лживая птица, — сказал разведчик.
Он решил, что для него наступило время оправдаться в таких оскорбительных обвинениях.
— То, что я убивал макуасов, я не стал бы отрицать даже на их советах у костра. Но никогда моя рука не принесла вреда делавару, так как я дружески отношусь к ним и ко всем, кто принадлежит к их племени.
Легкий одобрительный шепот пробежал среди воинов, обменявшихся друг с другом взглядами, говорившими, что эти люди начинают сознавать свое заблуждение.
— Где гурон? — спросил Таменунд.
Магуа смело выступил и встал перед патриархом.
— Справедливый Таменунд не будет удерживать то, что гурон дал ему на время, — сказал он.
— Скажи мне, сын моего брата, — проговорил мудрец, отворачиваясь от мрачного лица Хитрой Лисицы и с радостью устремляя свой взор на открытое лицо Ункаса: — имеет ли гурон над тобой право победителя?
— Нет. Барс может иногда попадаться в ловушки, расставленные женщинами, но он силен и знает, как выпрыгнуть из них.
— А Длинный Карабин?
— Смеется над мингом… Ступай, гурон, спроси у своих женщин, каков из себя медведь.
— А чужеземец и белая девушка, которые вместе пришли в мой лагерь?
— Должны идти свободно по какому угодно пути.
— А женщина, которую гурон оставил у моих воинов?
Ункас не отвечал.
— А женщина, которую минг привел в мой лагерь? — строго повторил Таменунд.
— Она моя! — крикнул Магуа, с торжеством потрясая рукой перед Ункасом. — Могиканин, ты знаешь, что она моя!
— Мой сын молчит, — сказал Таменунд, стараясь понять выражение лица юноши.
— Это правда, — тихо ответил Ункас.
Последовала короткая красноречивая пауза, во время которой ясно было, как неохотно толпа признавала справедливость требования минга. Наконец мудрец, которому принадлежало право решения, сказал твердым голосом:
— Уходи, гурон.
— А как он уйдет, справедливый Таменунд, — спросил коварный Магуа: — с пленницей или без нее? Вигвам Хитрой Лисицы пуст. Поддержи его, отдав то, что ему принадлежит.
Старец сидел некоторое время погруженный в глубокое раздумье; потом он наклонил голову к одному из своих почтенных товарищей и спросил:
— Этот минг — один из вождей своего племени?
— Первый среди своих соплеменников.
— Чего же ты еще хочешь, девушка! Великий воин берет тебя в жены. Иди, твой род не угаснет.
— Лучше, в тысячу раз лучше, чтобы он угас, — воскликнула с ужасом Кора, — чем подвергнуться такому унижению!
— Гурон, ее душа в палатках ее отцов. Девушка, которая идет замуж поневоле, приносит несчастье в вигвам.
— Она говорит языком своего народа, — возразил Магуа, смотря с горькой иронией на свою жертву. — Она из рода торгашей и торгуется из-за ласкового взгляда. Пусть Таменунд скажет что следует.
— Возьми за нее выкуп, а от нас пожелание тебе счастья.
— Я не возьму ничего, кроме того, что принес сюда!
— Ну так уходи с тем, что принадлежит тебе! Великий Маниту запрещает делавару быть несправедливым.
