Густав Эмар - Черная Птица
– Так вы думаете, крестный…
– Я думаю, что в том положении, в котором мы находимся, самое лучше, что мы можем сделать, – это довериться разбойникам; ведь все-таки это белые как никак, быть может, они еще и не убьют нас.
– Может быть, крестный папа!
– Я знаю, что нельзя быть уверенным в этом! – живо вскричал Вильямс. – Вот почему и дрожу – не за себя, дорогая моя девочка, но за вас, за твою мать, твою сестру, братьев и тебя. Пусть меня убивают – я уже стар, и смерть может явиться ко мне, когда ей угодно, – она не испугает меня.
– А что, мой крестный папа, – произнесла Люся с загадочной улыбкой, – что, если бы у нас была возможность бежать?..
– Я бы не колеблясь воспользовался этой возможностью.
– Правда?
– Черт возьми! Надо быть дураком, чтобы не испытать средства спастись! Но ты понимаешь, что эти средства должны быть верными.
– Я и говорю о таких.
– Но я безумец! Я брежу и ты тоже, деточка! Ведь мы сидим в капкане, из которого нам не удастся выкарабкаться. Надо смириться с этим положением. Это несчастье, я и сам это отлично знаю, но что же делать, если иначе поступить невозможно; лучше уж сейчас же сдаться, это будет самое благоразумное!
– Я не согласна с вами, крестный.
– Да, в самом деле?
– Совсем не согласна.
– А все-таки тебе придется уступить, бедное дитя; я знаю, что ты мужественная девочка и с силой воли, но…
– Крестный папа, с силой воли можно многое сделать.
– Увы! Это прекрасно в теории, но…
– Я не знаю, что вы хотите сказать, но, так как слишком долго объяснять вам то, что думаю, доставьте мне удовольствие и пойдемте со мной.
– Куда это?
– Вы сами увидите.
– Ого! Знаешь, дитя, ты меня интригуешь!
– Подождите, крестный папа, вы собственными глазами увидите сейчас то, что вас интересует.
– Ну что ж, если хочешь, пойдем.
– В добрый час!
Они вышли из гостиной. Люси шла впереди с фонарем в руке. Спустившись с лестницы, девочка остановилась.
– Смотрите сюда! – сказала она.
– А, эта дверь основательно заставлена; ее нелегко будет открыть!
– Не правда ли?
– Конечно. Кому пришла в голову такая прекрасная мысль?
– Я после скажу это вам. Сначала осмотрите окна нижних комнат и эту вторую дверь.
– Но почему же ты не сказала мне этого прежде? Мы тут в настоящей крепости и можем выдержать осаду! – вскричал он в восторге.
– О, вы уж слишком далеко заходите, крестный, в вашем восхищении!
– Честное слово, нет, девочка! Я говорю то, что думаю. Но кто же мог устроить все эти баррикады? Так здесь есть в доме люди, которых я не видел и которых твой отец оставил, чтобы сделать все это и защищать нас в случае нападения?
– Увы, нет, крестный! Здесь никого нет, кроме нас.
– Тогда я теряюсь в догадках и отказываюсь отгадывать.
– Но вы еще не все осмотрели, крестный! – сказала весело Люси.
– Разве есть еще что-нибудь?
– Конечно, пойдемте со мной.
– Нет сомнения, что я все это вижу во сне, – проговорил Вильямс. – Я сплю, это очевидно. Укуси-ка мой мизинец, деточка!
– Не стоит трудиться, вы вовсе не спите.
– Ты полагаешь?
– Совершенно уверена в этом.
– Ну, если уж ты не сомневаешься в этом, мне нечего больше сказать. Куда же мы идем?
– Вы увидите сами, крестный.
– Это верно. Ты настоящий живой логогриф. Надо отдать тебе справедливость, ты умеешь заинтересовывать.
– Вам это не нравится?
– Я этого не говорю.
– Тогда идем.
Когда Люси показала Вильямсу два уложенных и запряженных фургона и оседланных лошадей в конюшне, он отказывался верить своим глазам: то, что он видел, превышало все границы возможного. Он смеялся, плакал и целовал свою крестницу, не помня себя от радости.
– Мы спасены! – вскричал он с восхищением. – Все предусмотрено, все сделано. Но скажи же мне наконец, дитя мое, кто совершил это чудо?
– Вы непременно хотите это знать?
– Полагаю, что хочу очень!
– В таком случае, крестный, – сказала Люси, бросаясь на шею к своему крестному отцу, – автора этого чуда зовут… Она остановилась и посмотрела на Вильямса.
– Зовут?.. – спросил он.
– Любовью!
– Как? Что ты говоришь?
– Это правда, крестный. Это наша любовь к родителям вдохновила нас, дала нам силы, необходимые для того, чтобы исполнить задачу, результаты которой так удивили вас.
– Скажи лучше: «восхитили». Так, значит, это ты и твои друзья, которые…
– Да, крестный.
– Но ведь от этого с ума можно сойти! Такое самоотвержение поразительно! Обними меня еще раз, деточка!
– Сколько только вам будет угодно! Но я должна предупредить вас, что у нас был помощник, без силы которого мы бы пропали. Без него нам никогда не удалось этого сделать.
– А! В таком случае представь его мне, я счастлив буду пожать ему руку.
– Вы хотите сказать – лапу? – проговорила Люси, смеясь от всей души.
– Гм! Как же это так?
– Я хочу сказать, что это помощник никто иной, как мой славный Добряк.
– Как, он? И это правда?
– Конечно, крестный папочка!
– Черт возьми, я не хочу быть обвиненным в том, что не держу своего слова! – вскричал он смеясь.
– Так вы пожмете ему лапу? – весело спросила Люси.
– Нет, насмешница, но я докажу ему свою благодарность так, что ему это доставит удовольствие, я в этом уверен…
Он позвал Добряка, приласкал его и стал кормить хлебом и сахаром. Не можем умолчать о том, что тот принял как ласки, так хлеб и сахар с несомненным признаком самого живого удовольствия.
– Ну, что вы на это скажете, сударыня?
– Скажу, что вы такой чудесный и что я вас люблю всей душой.
– Ну и отлично! Я тебя тоже люблю! Но где же твои братья? Неужели, покончив с делом, они улеглись спать?
– О, крестный, как вы можете так думать про них!
– Но ведь я их не видал до сих пор, ты должна согласиться с этим. Почему они не были с тобой?
– Просто потому что они оба сторожат на террасе, на крыше дома, чтобы вовремя заметить неприятеля и предупредить нас, если только скваттерам придет в голову направиться в эту сторону.
– Хорош я, нечего сказать! – вскричал Вильямс. – Мне надо было самому догадаться об этом! Но это великолепно! Ни одного ложного шага, ни одной ошибки, ничего не забыто! Я буду всегда это помнить!
– Чтобы бранить нас за это? – проговорила Люси с лукавым видом.
– Чтобы любить вас и осыпать ласками, всех, сколько вас ни есть! Честное слово, теперь я не жалуюсь на положение, в котором мы находимся, потому что видел и испытал то, чего – не будь такого положения – я, быть может, никогда бы не имел счастия видеть и испытать. Благодарю, дети мои, вы мне вернули на час мою молодость и былую свежесть чувств. Как это хорошо. Бог мой! Как хорошо быть любимым и самому любить так сильно!
