Танит Ли - Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев
— Гм-ф-рр! — мистер Вити издал звук, напоминающий скрип старой, гостеприимной двери. — Привет, песик.
Перед глазами Свинтуса предстало бледное вытянутое лицо, исполненное древней печали и строгой доброты. Над ушами топорщились два клочка седых волос, и поэтому казалось, будто уши торчат вверх, как… как у собаки.
Так что Свин с благодарностью облизал своего спасителя, обдав его теплым запахом огня и моря, вывернулся, спрыгнул на палубу и отряхнулся, окатив брызгами сапоги помощника парусного мастера. Тот только смотрел, онемев от изумления. У него на глазах Свин из рыбы превратился в желтого песика, похожего на столик о четырех ножках, щетинистого и остроносого.
А столик-Свин пополз по дощатой корме «Победоносного» и вскоре очутился возле трапа, ведущего на квартердек. Там стояли Гамлет Элленсан, Том Здоровяк и Армстронг Биллоуз. Они еще не заметили пса.
Их глазам предстало зрелище поинтереснее.
К «Победоносному» снова подошел франкоспанский флагман «Шевалье». До него оставалось не больше тридцати футов.
«Победоносный» потрепал столько вражеских кораблей, что многие из них стали неузнаваемы. Да и сам он получил немало ранений. Однако «Шевалье», идущего под всеми флагами и королевским штандартом в придачу, нельзя было спутать ни с кем.
На квартердеке стоял командор, человек довольно приятной наружности. Он устремил на Гамлета покрасневшие от дыма черные глаза. И заговорил на безупречном ангелийском.
— Адмирал! Вы уничтожили наш флот. Я отдал приказ о всеобщей капитуляции. И я, сэр, тоже сдаюсь в плен. Вот моя командорская шпага. — Он поднял сверкающий клинок. — В обмен на это я прошу, чтобы с моими людьми обращались как с почетными пленниками.
Гамлет кивнул.
— Вы сражались как львы. Моряки вашего флота, сдавшиеся нам в плен, не изведают бесчестья.
Франкоспанский командор поклонился. Его имя означало что-то вроде «Девятый город».
Феликс Феникс смотрел на него с высоты сквозь дымовую завесу и думал: «Я мог бы нарисовать вас, сэр. У вас хорошее лицо».
Все корабли прекратили огонь. Даже «Красотка» спустила флаг.
Только вдалеке, где было не различить сигналов, продолжался бой.
Команда «Шевалье» в шлюпках переправилась на «Победоносный» и на другие корабли. Франкоспанцы хранили молчание, у многих на глазах стояли слезы, но никто не опустил головы. Да, они сражались как львы — это признавали все.
Под конец на палубе остался только командор по имени Девятый Город и еще три или четыре офицера.
В одной руке Девятый Город держал шпагу. В другой Гамлет заметил маленькую деревянную модель флагмана — храброго «Шевалье».
— Разве вы не подниметесь к нам на борт, месье? — спросил Гамлет. — Вам окажут не меньшие почести, чем вашей команде. Отобедайте со мной сегодня вечером. Буду рад приветствовать вас.
— Благодарю, но я вынужден отказаться. Моя честь потеряна, — ответил командор. — Поэтому я, моя шпага и те из друзей, кто пожелал остаться со мной — мы все пойдем на дно вместе с нашим кораблем.
На ангелийском судне поднялось волнение. «Шевалье» — франкоспанский флагман, и его необходимо захватить в плен.
— Но, сэр… — попытался возразить Гамлет.
Внезапно Девятый Город чиркнул шпагой по корабельному поручню. Взметнулись искры, и он поднес к ним деревянную модель своего корабля. Она мигом вспыхнула.
Пальцы командора лизал огонь, но гордый франкоспанец даже не поморщился.
— Кроме этого, — сказал он, — мы разожгли пожар на нижней палубе, над пороховым складом. Минут через двадцать мой корабль взлетит на воздух. Отойдите подальше, друзья мои, иначе вы погибнете вместе с нами.
Благоразумие и дисциплина были достаточно сильны и в ангелийском, и во франкоспанском флоте. К тому же, дул ветер. Поэтому через десять минут вблизи «Шевалье» не осталось ни одного корабля — ни республиканского, ни франкоспанского.
И грянул взрыв. Он вознесся к небу колонной огня, захватив всё — море, корабль, королевское знамя, весь тесный деревянный мирок. Желто-багровый столб раскрылся, как цветок, и из бурлящей чаши повалили в море черные обломки.
Гамлет Элленсан и его люди не сводили глаз с чудовищного жерла, и все, кто был на соседних кораблях, с трепетом взирали на страшную гибель «Шевалье». А Феликс отстранение смотрел на пламя с высоты боевого марса, сжимая в руке стопку бумаги.
Взрыв был виден со всех концов поля битвы. (Тогда-то Вкусный Джек и сказал Артии: «Большой корабль взлетел на воздух. Пороховой склад взорвался от огня».)
Когда стихли громовые раскаты, с высокой мачты «Редута», шедшего следом, вознесся один-единственный голос. Он говорил по-франкоспански, но его поняли все.
— В этом огненном цветке сгорает моя страна —Франкоспания!
Феликс Феникс, оторвав взгляд от рисунка, увидел на мачте «Редута» худощавого смуглого человека. Тот, не мудрствуя лукаво, прицелился и выстрелил. После бешеной пляски огня крохотная искорка света показалась совсем незаметной.
Феликс привстал, разорвав веревки, удерживавшие его. Он не понимал, что именно происходит. Знал только — что-то страшное.
Но Свин…
Свинтус знал об этом еще пять минут назад. А может, много часов или дней назад. Или недель.
После ужасного взрыва на «Шевалье» прошло не более двадцати секунд. И в эту-то двадцатую секунду Свин и кинулся к лестнице.
Свинтус, самый чистый пес в Ангелии, взметнулся на квартердек «Победоносного».
Когда на мачте «Редута» зазвенел голос, Свин был уже в воздухе.
Он, будто мешок с картошкой, подброшенный катапультой, с размаху ткнулся носом в грудь Гамлету Элленсану, вышиб из него дух, опрокинул на спину. В этот самый миг пуля, пущенная с вражеского корабля, должна была попасть в сердце адмирала.
Смертоносное жало прошло ровно в дюйме над головой оглушенного Гамлета. Ударилась в позолоченный поручень и ободрала краску. Но в Гамлета не попала.
Он лежал над палубой, под распростертым тельцем Свина. Спустя мгновение пес вскочил и встряхнулся — он знал, как важно всегда быть начеку.
— Гав! — сказал Свин, обращаясь ко всем присутствующим. И к нему прислушались.
* * *Позади них, на мутной, искромсанной воде, еще шли последние бои: «Пегас» тонул под ударами «Черного орла», «Шпага» старалась отойти подальше от пушек «Мы вас потопим», «Драчун» и «Верный» еле держались на плаву. Рядом, изредка постреливая, кружили мелкие суда… И тут, из гущи боя, на них низринулось еще одно чудовище. Верхушки мачт у него были расщеплены, но паруса и флаги еще держались. Восьмидесятипушечный франкоспанский линкор «Тоннерр»[20] не услышал сигнала о капитуляции.
