ТОМ ШЕРВУД - Серые братья
– Да, но каким образом это обставить в приличествующем для магистратских властей виде? И для епископа, и для горожан?
– Спустимся вниз, в подвал. Сами увидите. Мельника уже должны привезти.
И два инквизитора, - один надменный и грозный, второй превратившийся, едва выйдя из кабинета, в робкого и склонённого, - прошествовали в подвал.
Они прошли дверь с караульным, ещё одну - которую Вадар отпер своим ключом. Миновали длинный изломанный коридор. Вошли в мрачное, едва освещаемое светом углей в раскалённой жаровне помещение. Тотчас кто-то, словно гигантский нетопырь, метнулся, бросил в жаровню дров, плеснул масла. Взвился яркий огонь. Защёлкали под низким потолком звуки торопливых шагов; запылали в углах четыре факела, появилась откуда-то длинная бархатная подушка и накрыла собою скамью, на которую предстояло сесть главе трибунала.
Вадар, махнув рукой, приказал пренебречь церемониями и начинать, - и сел. В свете жаровни и факелов обозначился мрачный закопчённый квадрат подвала. Два стола и две длинных скамьи - у одной стены (и тут же - принесённая после ночного допроса узкая кафедра); у противоположной - колесо для пыток, доска с верёвкой и блоками, стеллаж с крюками, клещами и прочими инструментами, и открывшая свою страшную пасть «Железная Мэри». Свет факелов и жаровни своими багрово-янтарными бликами вывел на чёрной палитре и десяток людей: вновь прибывшие, из которых один сел на бархатную подушку, а второй прошёл и встал за уже знакомую ему кафедру; врач, обязанный следить, чтобы к допрашиваемому преждевременно не пришла смерть, квалификатор* (* Квалифик а тор - представитель светских властей, обязанный следить за соответствием хода допроса юридическим нормам.), молодой инквизитор-посыльный и трое секретарей. Вся эта компания безмолвно, неторопливо, устроилась за двумя столами, и их взглядам открылись ещё два действующие лица: сидящий у противоположной стены, у «инструментов», бледный, с дрожащими пальцами на сведённых коленях, мельник, и восседающий напротив него на огромной плахе, положивший руки, как на подлокотники кресла, на два воткнутые в плаху топора - обнажённый по пояс, в колпаке с прорезями для глаз, массивный и мускулистый палач.
– Подозреваемый должен встать, - отчётливо, резко прозвучал вдруг голос с кафедры. - Заседание трибунала начато.
Мельник торопливо вскочил и несколько раз поклонился.
– Имя, - требовательно спросил допрашивающий.
– Винченцо Кольери, ваша милость.
– Подойди к секретарю и распишись в том, что под страхом отлучения от церкви и всяческих наказаний ты обязуешься никому, никогда, и ни при каких обстоятельствах не открывать ни существа, ни хода проведённого с тобою допроса.
Мельник, с усилием передвигая ноги, подошёл и, склонившись, старательно расписался. Затем он вернулся на место, стараясь не смотреть на палача.
– Винченцо Кольери, - сурово произнёс Иероним. - Недавно ты приобрёл мельницу.
– Да, ваша милость. Приобрёл. Все налоги в магистратуру уплачены.
– Нас не интересуют твои налоги. Отвечай на конкретный вопрос. После покупки мельницы ты устроил большой ужин для родственников и гостей.
– Да. Устроил…
– У нас имеются показания свидетеля, что ты, опьянев, сказал ему: «Хвала богам, мельница отныне моя».
– Не припомню такого, ваша милость…
– Запишите, - немедленно сказал допрашивающий секретарям, - подозреваемый отказывается отвечать на вопрос.
– Нет, нет! - торопливо поправился мельник. - Если свидетель… Я же был в небольшом опьянении… Мог и сказать.
– Сказал или не сказал? - с нажимом спросил Иероним, и в подвале на миг повисла зловещая тишина.
– Да… Сказал.
– Запишите, - повернул голову Люпус. - Подозреваемый сознался в ереси.
– В какой же ереси?! - Испуганно воскликнул мельник. - Что вы такое говорите, ваша милость?
– В то время, как католическая святая церковь принимает, объявляет, утверждает, настаивает на единстве Бога, обвиняемый, произнеся «хвала богам», заявил при свидетелях о многобожии. Это ересь.
– Помилуйте! - мельник упал на колени, сцепил руки. - Мы же все читали… О Зевсе… Об Олимпе… Богах- олимпийцах… Это же просто легенды!
– Запишите. Обвиняемый признался в чтении еретических книг.
– Нет, нет! Я перепутал! Я не читал, я слышал. Мне в детстве эти сказки про Зевса рассказывала старушка. Какая - не помню. Был очень маленький.
– Запишите. Обвиняемый сознаётся в том, что присутствовал при еретических разговорах и не донёс о них инквизиции.
– Но это был не разговор! Я-то молчал, это старушка говорила!
– Как имя старушки?
– Не помню! Да она ведь и умерла уж давно!
– Запишите. Обвиняемый отказывается назвать соучастников. Становится очевидным, что для полного признания целесообразно применить пытку.
– Одну минутку! - вдруг подал голос квалификатор. - Согласно папской энциклике номер… - он торопливо перелистал лежавшие перед ним толстые книги, -… номер не помню… В общем, к обвиняемым запрещено применять пытки.
– Это действительно так, - снисходительно ответил Иероним. - Но разрешает ли эта энциклика в ходе следствия применять пытки к свидетелям?
– Да, - ответил квалификатор. - К свидетелям - разрешает.
– Обвиняемый! - повернул лицо к мельнику Иероним. - Во время застолья, когда ты произносил слова, в которых сознался, рядом было много людей?
– Да, ваша милость. Конечно. Ведь гости…
– И среди них была и твоя жена?
– Ну конечно. Рядом сидела.
– Твоя жена страдает глухотой или немотой?
– Нет, нет! Она, хвала Богу, здорова!
– Значит, она слышала эти твои слова, как и тот сообщивший о них свидетель? Если она сидела даже ближе него?
– О, я не знаю, ближе ли? Не могли бы вы мне сказать, кто именно этот свидетель?
Иероним молча посмотрел в сторону квалификатора, и тот твёрдо сказал:
– Во избежание мести или давления, имя свидетеля не открывается никому и никогда. О нём знает только инквизиторский трибунал.
– Итак, - повторил допрашивающий, - слышала ли твоя жена эти слова о богах?
– Ну, наверно… наверно, могла слышать.
– Свидетель, сидевший поодаль от тебя, уверенно слышал. А твоя жена, согласно твоих слов, не страдающая глухотой, всего лишь «могла слышать»? Запишите. Обвиняемый отказывается давать прямые ответы.
– Подождите! Я уверен… конечно, да. Слышала.
– Запишите. Жена мельника слышала еретические слова и не донесла о них инквизиции. Тем самым она твёрдо и несомненно объявляется укрывательницей ереси. Мы начинаем новое дело по обвинению в укрывательстве. Присутствующий здесь мельник объявляется свидетелем в обвинении против его жены.
