Алистер Маклин - Остров Медвежий
— Лет тридцать с гаком. Это всем известно. Я познакомился с ним в Вене еще до войны. А почему вы об этом меня спрашиваете?
— Вы занимались тогда кинобизнесом?
— И да и нет. — Польский аристократ загадочно улыбнулся. — И об этом указано в анкетах. В те годы, мой дорогой, граф Тадеуш Лещинский, то есть ваш покорный слуга, был если не Крезом, то, во всяком случае, состоятельным человеком и главной финансовой опорой Отто. — Снова улыбка, на этот раз веселая. — Как вы считаете, почему я являюсь членом правления кинокомпании?
— Что вам известно об обстоятельствах внезапного исчезновения Хейсмана из Вены в 1938 году? Веселой улыбки как не бывало.
— Итак, этого в анкетах нет. — Я помолчал, ожидая ответа, и, не получив его, добавил:
— Берегите свою спину. Граф.
— Мою... что? Спину?
— Да, ту часть тела, которую так часто поражают острые предметы или летящие с большой скоростью тупые. Неужели вы не заметили, что члены правления компании «Олимпиус» мрут один за другим, словно от эпидемии? Один лежит в хозяйственном блоке, другой в своей спальне, еще двоим грозит опасность, если только они уже не погибли в волнах. Почему вы считаете себя удачливее остальных? Остерегайтесь пращи и стрелы, Тадеуш. Неплохо бы предупредить Нила Дивайна и Лонни Гилберта, чтобы опасались того же. Во всяком случае, в мое отсутствие. Особенно это касается Лонни. Буду рад, если вы проследите, чтобы он без меня не выходил из этого помещения. Очень уязвимое это место — спина.
Помолчав несколько секунд, с бесстрастным выражением лица Граф произнес:
— Честное слово, не понимаю, о чем вы толкуете.
— Ни минуты в этом не сомневался, — ответил я, похлопав по объемистому карману его малицы. — Он должен лежать здесь, а не валяться без пользы у вас в комнате.
— Что должно здесь лежать, скажите ради Бога?
— Ваш пистолет типа «беретта» калибром девять миллиметров. — Произнеся эту загадочную фразу, я подошел к Лонни, ковавшему железо, пока оно горячо.
Рука его, державшая стакан, тряслась мелкой дрожью, глаза остекленели, но речь была, как обычно, понятна и отчетлива:
— И снова наш рыцарствующий лекарь скачет кому-то на выручку, продекламировал Лонни. — Не нахожу слов, дорогой мой, чтобы описать, какой гордостью наполнено мое сердце...
— Оставайтесь в помещении, пока меня не будет, Лонни. Не выходите из этого помещения. Ни единожды. Пожалуйста. Обещаете? Ради меня.
— Боже милостивый! — воскликнул Лонни и громко икнул. — Можно подумать, мне грозит опасность.
— Так оно и есть. Поверьте, это сущая правда.
— Мне грозит опасность? — искренне изумился Гилберт. — Кто может желать зла бедному, старому, безвредному Лонни?
— Вы будете поражены, узнав, сколько человек желает зла бедному, старому, безвредному Лонни. Забудьте свои проповеди насчет врожденной доброты человека и обещайте, твердо обещайте нынче вечером никуда не выходить!
— Это для тебя так важно, мой мальчик?
— Да.
— Тогда ладно. Положив эту скрюченную руку на бочку с отменным ячменным виски...
Не дожидаясь, когда он закончит тираду, я направился к Конраду и Мэри Стюарт, которые вполголоса, но очень бурно обсуждали какую-то проблему.
Заметив меня, оба замолчали. Взяв меня за руку, Мэри умоляющим голосом произнесла:
— Прошу вас, доктор Марлоу, скажите Чарльзу, чтобы он не ездил с вами.
Вас он послушается. Я уверена. — Она повела плечами. — Я знаю, нынче ночью должно произойти нечто ужасное.
— Возможно, вы и правы, — согласился я. — Мистер Конрад, вы еще понадобитесь.
Произнеся эту фразу, я понял, что сформулировал свою мысль неудачно.
Вместо того чтобы глядеть на Конрада, девушка смотрела на меня, поняв значение моих слов раньше, чем я. Взяв меня обеими руками за плечо, она заглянула мне в лицо глазами, полными отчаяния, повернулась и пошла к себе.
— Пойдите к ней, — сказал я Конраду. — Велите ей...
— Ни к чему. Я пойду с вами. Она это знает.
— Идите к ней, пусть она откроет окно и положит на снег тот черный ящик, который я ей дал. Потом окно закроете.
Конрад внимательно посмотрел на меня, хотел было что-то ответить, затем ушел. Парень он был сообразительный и даже не кивнул в знак согласия.
Минуту спустя он вернулся. Мы оделись потеплей и захватили с собой четыре самых мощных фонаря. Когда мы подходили к двери, маленькая Мэри поднялась со стула, на котором сидела рядом с Алленом, и проговорила:
— Доктор Марлоу!
Приблизив губы к ее уху, я прошептал:
— Замечательный я человек?
Она торжественно кивнула, посмотрев на меня грустными глазами, и поцеловала. Не знаю, что подумали присутствующие, наблюдая эту трогательную сцену. Мне это было безразлично. Скорее всего, все решили, что то был прощальный поцелуй, запечатленный на щеке доброго лекаря перед тем, как ему быть исторгнуту во тьму внешнюю. Закрыв за собой дверь, Конрад посетовал:
— Могла бы и меня поцеловать.
— Думаю, свое вы получили сполна, — ответил я. У Конрада хватило такта промолчать. Не включая фонарей, мы подошли к складу продовольствия, постояли там, чтобы убедиться, что за нами никто не следит. Потом, обойдя жилой блок, подобрали черный ящик против окна Мэри Стюарт. Она стояла и, уверен, заметила нас, но не подала и виду.
Прямо по снегу мы спустились к причалу, спрятали черный ящик под слани, завели подвесной мотор мощностью всего в пять с половиной лошадиных сил, впрочем достаточной для четырехметровой лодки, и отчалили. Когда мы огибали северный конец причала, Конрад произнес:
— Господи, темно, как у негра за пазухой. На что же вы рассчитываете?
— В каком смысле?
— Как отыщете Хейсмана с его спутниками?
— Глаза бы мои их не видели, признался я откровенно. — Я их и не собираюсь искать. Наоборот, надо принять все меры к тому, чтобы избежать встречи.
Пока Конрад осмысливал сказанное мною, в целях предосторожности я убавил обороты двигателя и после того, как мы отошли на сотню метров, у северного берега залива Сор-Хамна заглушил мотор. Пройдя по инерции некоторое расстояние, моторка остановилась. Я перебрался на нос, опустил якорь и вытравил трос.
— Судя по карте, — заметил я, — глубина здесь три сажени. По мнению специалистов, для того чтобы нас не сносило, нужно вытравить метров пятнадцать троса. Столько мы и вытравили. А поскольку находимся у самого берега, то практически невидимы, и тому, кто приблизится с юга, разглядеть очертания лодки будет невозможно. Курить, разумеется, запрещено.
— Забавная история, — сказал Конрад. Помолчав, он осторожно спросил: А кто должен приблизиться с юга?
— Белоснежка и семь гномов.
— Ясно. Так вы считаете, что с ними все в порядке?
