Алистер Маклин - Полярная станция “Зебра”
– Нет. Вы упустили из вида, что у него не было никаких оснований ждать расследования по поводу пожара. Он и не предполагал, что может возникнуть ситуация, когда ему – или кому-то другому, не имеет значения, придется объяснять свое поведение и оправдываться.
– Я уже говорил и повторю снова. Такие люди, как наш приятель, никогда не надеются на везение. Они всегда действуют с учетом того, что их будут выслеживать.
– С какой стати их стали бы выслеживать? – возразил Свенсон. Как вообще они могли предвидеть, что возникнут какие-то подозрения?
– Значит, вы считаете, что они не могут догадываться, что мы идем по их следу?
– Да, я так считаю.
– Вчера вечером, когда на меня свалился тот проклятый люк, вы говорили по-другому, – напомнил я. – Вы сказали тогда, что кто-то покушался на меня, что это, мол, совершенно очевидно.
– Слава тебе, Господи, что у меня такая простая, непыльная работенка командовать атомной подводной лодкой, – тяжело уронил Свенсон. – Честное слово, я теперь вообще не знаю, что и думать… А как насчет этого кока Нейсби?
– Вы считаете, они с Хьюсоном сообщники?
– Если мы согласимся, что те, кто спал в камбузе и не участвовал в преступлении, были убиты, а Нейсби остался жив, то так и получается, верно? Хотя… Черт побери, он же пытался спасти Фландерса и Брайса!
– Может, это был рассчитанный риск. Он видел, как Джереми оглушил Киннерда, когда тот пытался во второй раз сунуться в радиорубку, и догадался, что тот остановит и его, если он изобразит такую попытку.
– А может, Киннерд второй раз тоже только делал вид, что собирается лезть в огонь, – сказал Свенсон. – Ведь Джереми и в первый раз пытался его остановить.
– Все может быть, – согласился я. – Но вот насчет Нейсби… Если он тот, кто нам нужен, почему он сказал, что дверь в радиорубку не открывалась из-за льда? И что ему пришлось туда ломиться… Это отводит подозрения от Киннерда и Джолли, а убийца вряд ли что-нибудь сделал бы, чтобы очистить от подозрения других людей.
– Это безнадежно, – вздохнул Свенсон. – Говорю же вам: давайте запрем это проклятое сборище под замок!
– Да, это будет очень умно, – сказал я. – Да, давайте так и сделаем. Тогда уж точно нам никогда не узнать, кто убийца. Поймите, тут все запутано ещё хуже, чем вы думаете. Ведь вы ещё забыли про двух наиболее очевидных преступников – Джереми и Хассарда. Это крепкие, башковитые парни, если убийцы именно они, то у них хватит мозгов сообразить, что против них нет ни единой улики. Хотя, конечно, может быть и так, что Джереми не хотел, чтобы кто-нибудь вообще увидел Фландерса и Брайса, и поэтому остановил Нейсби, когда тот попытался забраться снова в камбуз. А может, и нет…
Свенсон откровенно пожирал меня глазами. А ведь когда субмарина потеряла управление и шла ко льду, пройдя тысячефутовую отметку, он только слегка поднял брови. Но здесь было все иначе. Он сказал:
– Ну, ладно, мы позволим убийце разгуливать на свободе, пусть делает с «Дельфином» что хочет. Вы завоевали мое полное доверие, доктор Карпентер. Я уверен, что вы не злоупотребите этим доверием. Но скажите мне ещё одну, последнюю вещь. Я убежден, что вы опытнейший сыщик. Но меня удивило одно упущение в вашем допросе. Вы не задали один ключевой вопрос, как мне кажется…
– Кто предложил перенести трупы в лабораторию, зная, что в этом случае его тайник будет в полной безопасности?
– Прошу прощения, – грустно улыбнулся Свенсон. – У вас, разумеется, были для этого причины.
– Да, разумеется. Вы не уверены, знает ли убийца, что мы идем по его следу. Я уверен. Я точно знаю, что он этого не знает. А вот если бы я задал этот вопрос, он сразу бы догадался, почему этот вопрос был задан, и тогда бы он точно знал, что я иду по его следу. Кроме того, я полагаю, что это был капитан Фолсом, хотя подбросил ему эту идею кто-то другой, причем так хитро, что теперь и сам Фолсом этого не припомнит…
Будь это несколькими месяцами раньше, в разгар арктического лета, когда по небу ещё разгуливало солнце, это был бы великолепный денек. Но даже сейчас, когда в этих широтах солнце и не думало показываться, о лучшей погоде трудно было и мечтать. За тридцать шесть часов, прошедших с того момента, как мы с Хансеном закончили свой безумный поход к «Дельфину», перемены произошли прямо-таки разительные. Кинжальный восточный ветер стих совершенно. От клубов ледяной пыли не осталось и следа. Температура поднялась градусов на двадцать, а видимость для зимней поры установилась просто потрясающая.
Свенсон, разделявший убеждения Бенсона насчет слишком тепличного образа жизни экипажа, решил воспользоваться прекрасной погодой и предложил всем свободным от вахты размять ноги на свежем воздухе. Авторитет Свенсона был так велик, что к одиннадцати часам утра на «Дельфине» практически не осталось ни души, а экипаж, так много слышавший о дрейфующей станции «Зебра», разумеется, не удержался от искушения посмотреть на лагерь полярников, вернее, на его останки, ради которых они и прибыли сюда, к вершине мира.
Я пристроился к небольшой очереди тех, кто ждал приема у доктора Джолли. Было уже около полудня, когда он наконец освободился и занялся собственными ожогами и обморожениями. Настроение у него было отличное, он уже освоился в медпункте так, будто хозяйничал там долгие годы.
– Ну, что, – обратился я к нему, – соперничество лекарей оказалось не таким уж и острым? Я чертовски рад, что здесь оказался третий врач. Как обстоят дела на медицинском фронте?
– Неплохо, старина, неплохо, жизнерадостно ответил Джолли. Бенсон чувствует себя все лучше, пульс, дыхание, кровяное давление почти в норме, обморок, я бы сказал, уже совсем неглубокий. У капитана Фолсома пока что сильные боли, но угрозы для жизни никакой. Остальные совсем окрепли, причем даже не благодаря нашему медицинскому содружеству: полноценное питание, теплая постель и сознание безопасности сделали то, чего мы с вами никогда бы не добились. И все-таки я очень доволен, ей-богу!
– Ну ещё бы! – согласился я. – Почти все ваши друзья, кроме Фолсома и близнецов Харрингтонов, отправились вместе с экипажем на прогулку по льду, а если бы им предложили это ещё пару дней назад, боюсь, пришлось бы надевать на них смирительную рубашку.
– Да, способность восстанавливать физические и духовные силы у хомо сапиенс необычайно велика, – благодушно отозвался Джолли. – Порою даже не верится, старина, ей-богу, не верится… А теперь давайте-ка проверим ваше сломанное крылышко.
И он взялся за дело, а поскольку я был его коллегой, он, видимо, считал, что я приучен к боли, и не слишком со мною церемонился. Однако, вцепившись в ручку кресла, я призвал на помощь всю свою профессиональную гордость и не брякнулся на пол, точно кисейная барышня. Закончив, он сказал:
