Юрий Папоров - Пираты Карибского моря. Проклятие капитана
— Не мог же он превратиться в крысу! Кто нес вахты ночью? Опросил? — Добрая Душа сжал кулаки.
— Никто ничего не видел!
Де ла Крус, а затем и все остальные поглядели на Девото. Старший помощник держал бокал бордо в руке, лицо его было невозмутимо. Даже искушенный в человеческих характерах Медико не мог на нем ничего прочесть.
Де ла Крус схватил себя за ус. Это его немного успокоило. Педро здраво рассудил ситуацию. Искать теперь английского капитана было все одно что упавшую за борт рыбу — в море. В лучшем случае можно обнаружить его бездыханное тело. Оно де ла Крусу было совсем ни к чему.
— Подбоцман, отнесете сундук старшего бомбардира к кораблю, который следует в Гавану. Идите к сходням! — И, когда второй боцман ушел, строго произнес: — Старший помощник, может быть, вы нам что-нибудь скажете?
— Скажу! Всевышний вас наказал! Не хотели отдать Джека мне. Сейчас бы знали все, что надо!
— Так! Продолжим! — Де ла Крус все понял, но доказательств у него не было…
Перес пригубил бокал, поставил его на поднос и быстро покинул каюту.
Лучшей ночи нельзя было придумать. Жара стояла не по сезону. Влажный воздух способен был ослабить любую волю. Улицы были пусты и тихи. Жители города, и прежде не любившие с наступлением темноты находиться вне стен своих домов, в надежде хоть немножко охладиться под дуновением ночного бриза теперь восседали в деревянных шезлонгах, расположенных на террасах благоухавших цветами внутренних двориков.
Впереди всех шел Бартоло, в десяти шагах за ним двигались Добрая Душа и второй боцман. Бартоло, облаченный во все черное, сливался с темнотою. Далее в шляпах, надвинутых на глаза, осторожно ступали по тротуару Медико и Тетю. Им казалось, что они идут совсем не в сторону губернаторского дома. Прибавив шагу, они нагнали Диего.
— О! Вы плохо знаете здешнего губернатора, а еще хуже Добрую Душу. Всего один золотой дублон, и нам известно: губернатор, чтобы не показывать картину нашему капитану, — вдруг он начнет настаивать на продаже, — велел отнести ее в дом своей матушки. Сеньора живет в отдельном каменном доме. Он за этим самым углом, рядом с жильем алькальда. Прошу вас, подождите на противоположной стороне улицы. Если вдруг поднимется шум — выручайте! Однако я, Бартоло и второй боцман знаем, что следует делать. Прошу вас, идите первыми.
Но как только Медико и Тетю подошли к углу, они столкнулись нос к носу с человеком, который до ушей был закутан в широкий плащ.
— Que le diable 1'emporte! [61] — воскликнул от неожиданности незнакомец, отпрыгнул назад и выхватил шпагу.
— Неужели! Вы — француз? Здесь? — спросил Тетю на родном языке. — Какая радость! Бывают же такие встречи! Я — коммерсант, а это мой друг. Прошу вас, не беспокойтесь, уберите шпагу и представьтесь.
Незнакомец оказался гувернером детей губернатора, которые жили у бабушки. Она, по сведениям Доброй Души, должна была играть в тот вечер у своей приятельницы в карты. Но, как сообщил учитель, возвратилась неожиданно раньше обычного, и потому он теперь торопился к своей подружке.
Когда они распрощались, Тетю попытался было предложить перенести затею на следующий день, но Добрая Душа заявил:
— Картина сегодня должна быть на «Каталине»! Так и будет, даже если сюда пожалует сам губернатор собственной персоной со всей своей охраной! К тому же в саду нас дожидается женщина! За стеной забора! Она уже третий день считает себя невестой второго боцмана. Так что, прошу вас, спокойно ждите!
Тетю смирился, поскольку счел, что было бы несправедливо в данном случае прибегать к силе своего авторитета. Да и решительность Диего обнадеживала. Тетю с Медико перешли на противоположную сторону улицы и. увидели, как Бартоло подставил свою исполинскую спину второму боцману. Тот мигом взлетел на забор и подал руку Доброй Душе. Потом они оба втащили туда Бартоло. Где-то вдали послышался одиночный выстрел, все стихло.
— Какая большая проказница, эта Жизнь! — заговорил Медико вполголоса. — Только подумать, почтеннейший из французов, знавший двор Людовика Четырнадцатого, не раз жавший руку великому Лафонтену, споривший с самим Лашезом [62], участвует в грабеже. Я понимаю — dura nessesitates [63].
— Нет, милый Хуан, я чувствую себя юношей! Вспоминаю один укол на дуэли. Оказалось, то была лучшая шпага Франции. Я по молодости вызвал самого де Лянкура. Он не убил меня за мое бесстрашие.
— И все-таки кто поверит, коль скоро вы пожелаете рассказать это при дворе, что друг Лебрена в Веракрусе темной ночью похищал с друзьями картину Веласкеса?
— Да… И тем не менее, Хуан, я думаю сейчас о том, какое сильное впечатление на меня произвело сочинение Лас Касаса «Кратчайшее сообщение разорения Индий»! Прочел и задумался.
— Должно быть, половина коренного населения Нового Света погибла за первые полтораста лет нашего здесь господства.
— Да, но знаешь ли ты, что ответил мне здешний губернатор на вопрос, отчего на большинстве Антильских островов до самого недавнего времени сплошным кошмаром были дикие собаки? Сей муж рассказал мне о том, как их завезли испанцы, чтобы покончить с индейцами, скрывавшимися в лесах!
— Так было! — сокрушенно прошептал Медико. — Это наш стыд!
— Губернатор совершенно спокойно обрисовал картину. Представь себе! Открыв эти острова, испанцы обнаружили живущих на них индейцев. Видя, что «варвары» не желают смешиваться с пришельцами и даже просто сотрудничать с ними, последние взялись уничтожать коренное население. Культура, которую испанцы несли с собой, якобы явилась препятствием лености и скотской жизни индейцев, наибольшим наслаждением которых были беспрестанные войны и поедание человечины. Испанцы налаживали хозяйство, а индейцы не желали трудиться, переселялись с места на место в поисках соседей, на которых можно было идти войной и убивать, убивать, убивать, чтобы властвовать, чтобы, наевшись человечины и обкурившись кохибой [64], до одури отплясывать у костра. Потом сутками валяться в своих боио, отходить и вновь готовиться к новым набегам.
— Мрачновато! Вообще у губернатора, похоже, не все в порядке с головой.
— Он утверждает, будто индейцы, чтобы избавиться от настойчивых испанцев, стремившихся привить аборигенам навыки к труду, пошли на них войной и принялись безжалостно уничтожать. Испанцы же, видя угрозу быть истребленными теми, к кому поначалу относились с лаской, желая достичь согласия мирным путем, принялись защищаться. Индейцы ушли в леса. Угроза, однако, не отступила. Тогда испанцы привезли сюда собак, чтобы с их помощью выгнать индейцев из лесов и приобщить к цивилизации или уничтожить.
