Джеймс Купер - Красный корсар
Прошло больше двадцати лет. В Ньюпорте был праздник по поводу того, что соединенные силы союзников принудили одного из английских генералов сдаться со всею армиею. Думали, что война окончена, и обитатели Ньюпорта выражали свою радость шумными манифестациями.
Но как ни великолепен был праздник, с наступлением ночи маленький городок погрузился в обычную провинциальную тишину. Красивый фрегат, стоявший на том самом месте, где когда-то показался корабль Корсара, спустил многочисленные флаги, которыми был украшен по случаю праздника. На мачте развевался один только флаг, украшенный новым созвездием[30].
В это самое время в гавань вошел другой крейсер, но значительно меньших размеров; на нем был флаг с цветами новых Штатов. Так как был отлив, крейсер бросил якорь в проливе между Коннектикутом и Родсом. С него спустили лодку, и шесть сильных гребцов направили ее к берегу.
Когда лодка пристала к уединенному и отдаленному от центра города уголку набережной, находившийся на этом месте прохожий увидел, что в ней стояли носилки с закрытыми занавесками и сидела одна женщина.
Матросы оставили весла, привязали лодку к столбу, вынесли носилки на берег и вместе с сопровождавшей их дамою подошли к прохожему.
— Скажите, пожалуйста, — спросила дама, — у капитана Генри де-Ласей есть здесь дом в Ньюпорте?
— Да, есть, — отвечал старик, к которому обратилась дама, — и даже, можно сказать, не один, а целых два, потому что ему принадлежит также и этот фрегат.
— Вы, конечно, слишком стары, чтобы проводить нас. Но, может-быть, кто-нибудь из ваших внуков или знакомых мальчиков мог бы указать нам дорогу? Вот плата за труд.
— Благодарю вас, миледи, — сказал старик, бросая искоса взгляд на даму и старательно пряча в карман небольшую серебряную монету. — Хоть я и стар и видал виды как на море, так и на суше, но с удовольствием готов оказать услугу такой особе, как вы. Идите за мною, вы увидите, что вам попался недурной лоцман.
Сказав это, старик пошел вперед. Матросы последовали за ним, а дама с печальным лицом молча шла возле носилок.
— Если вы хотите освежиться, — сказал проводник, оборачиваясь к ним и указывая на дом, — то вот очень хорошая гостиница. Ее когда-то охотно посещали моряки. «Сосед Джером» и «Опущенный Якорь» пользуются хорошей репутацией.
Внутри носилок послышались тихие звуки. Проводник остановился, прислушиваясь, но не мог уловить никакого признака, по которому можно было бы догадаться, кто в них находится.
— Больной страдает, — заметил он. — Мне на своем веку довелось видеть семь ужасных кровавых войн. Надеюсь, что та, которую мы переживаем, последняя. Я был свидетелем стольких необыкновенных приключений, столько опасностей избежал сам, что и рассказать всего невозможно!
— Жизнь не очень баловала вас, — сказала дама;- вот, возьмите. Это золото может обеспечить вам несколько спокойных дней.
Добрый старик, при всех старческих недугах любивший деньги, с благодарностью принял подарок. Он так был погружен в вычисление его стоимости, что забыл продолжать разговор, и путники в глубоком молчании достигли дома, который они искали.
Было совсем темно, когда они взобрались на вершину холма; проводник постучал несколько раз в дверь, но те, кого он привел, сказали, что он может удалиться.
— Я знаю свое дело, — возразил он. — Осторожный моряк никогда не отсылает лоцмана, прежде чем тот не провел корабль в порт. Может-быть, старая госпожа де-Ласей вышла из дому, или сам капитан…
— Довольно! Вот кто-то идет и ответит нам на все вопросы.
Дверь отворилась, и на пороге показался человек со свечкою в руке. Нельзя сказать, чтобы у него был очень любезный вид. Что-то неуловимое особенное отличало в нем сына моря. Деревянная нога его показывала, что он дорогой ценой купил приобретенную в своем деле опытность. Лицо его, когда он осветил его, подняв вверх свечку, чтобы рассмотреть стоящих перед ним людей, было сурово и немного гордо. Впрочем, он скоро узнал хромого старика и без церемонии спросил его, что означает подобное ночное появление?
— Раненый моряк просит гостеприимства у своего собрата! — сказала дама таким дрожащим и жалобным голосом, что сердце морского цербера моментально смягчилось. — Мы хотели бы поговорить с капитаном Генри де-Ласеем.
— Вы удачно бросили якорь, сударыня! — сказал старый матрос. — Вот и сэр Поль скажет то же самое от имени своих батюшки и матушки, а также и старой бабушки, которая, надо вам сказать, не боится соленой воды.
— Они будут очень рады принять вас у себя, — сказал молодой человек лет семнадцати, одетый в костюм моряка и с любопытством глядевший через плечо старого матроса. — Я сейчас скажу им о вашем приходе, а вы, Ричард, немедленно приготовьте комнату для наших гостей.
Приказание молодого человека было сейчас же исполнено. Ричард выбрал гостиную, куда внесли носилки. Носильщиков отпустили, и дама осталась с матросом, который так сердечно отнесся к ней. Он зажег свечи, развел хороший огонь и усердно старался поддержать разговор в ожидании хозяев.
Скоро дверь отворилась, и в комнату вошел молодой человек вместе с хозяевами дома.
Один из них был человек средних лат. На нем была форма морского капитана новых Штатов. Взгляд его был ясен, походка тверда, но время и заботы посеребрили его волосы. Одну руку он держал на перевязи, что говорило о недавнем участии его в сражении, на другую руку опиралась красивая дама с свежими румяными щеками и живыми, блестящими глазами. Сзади них шла еще дама, спокойные и кроткие черты лица которой напоминали ясный вечер, наступивший после бурного дня.
Все трое вежливо поклонились незнакомке и, не желая быть неделикатными, не спешили предлагать ей вопросы о причине ее посещения. Эта деликатность была тем более уместна, что незнакомая дама сильно волновалась и дрожала всем телом. Очевидно, ей надобно было время, чтобы немного оправиться и собраться с мыслями. Наконец, она вытерла слезы и обратилась к хозяевам.
— Наше посещение должно казаться вам странным, — сказала она, — но человек, воля которого для меня всегда была законом, пожелал, чтобы его принесли сюда.
— Зачем? — спросил мягко капитан.
— Чтобы умереть здесь.
Этот ответ, произнесенный грустным голосом, заставил вздрогнуть всех присутствующих. Капитан подошел к носилкам и осторожно отдернул занавески. В носилках лежал человек, лицо которого было покрыто смертельною бледностью, и только во взгляде светилась искра жизни.
— Что мы можем сделать для вас, чтобы облегчить ваши страдания? — спросил капитан де-Ласей после продолжительного молчания.
Все подошли к носилкам и с состраданием смотрели на умирающего.
Больной не отвечал. Глаза его скользнули по лицам присутствующих и остановились, как прикованные, на лице старушки.
Она также с волнением пристально вглядывалась в него. Их волнение обратило на себя внимание капитана и его жены.
— Что с вами, матушка? — спросил капитан.
— Генри, Гертруда! — вскричала она, протягивая к ним руки, как бы прося поддержки. — Этот человек имеет право быть здесь. Да, я узнаю эти угасшие черты, этот взгляд! Он — мой брат!
Она произнесла эти слова таким тоном, словно родство с этим человеком доставляло ей не радость, а горе.
Незнакомец, слишком взволнованный, чтобы говорить, утвердительно сомкнул глаза.
— Ваш брат! — вскричал капитан. — Я знал, что у вас был брат, но думал, что он умер молодым.
— Я тоже так думала, хотя иногда предчувствие говорило мне другое. Я знаю, что верно угадала! Генри, это твой дядя, мой брат, мой бывший воспитанник.
— Генри, Гертруда! — продолжала она, закрыв лицо руками. — Вглядитесь в него хорошенько; не напоминают ли вам черты его лица кого-нибудь? Кого вы боялись и затем полюбили?
Капитан и его жена молча в изумлении смотрели на больного. Тогда послышался тихий, но ясный голос, звуки которого заставили их вздрогнуть.
— Уильдер, — сказал раненый, собираясь с последними силами, — я пришел к тебе просить последней милости.
— Капитан Гейдегер! — вскричал Генри де-Ласей.
— Красный Корсар! — прошептала его жена, невольно отодвигаясь от носилок.
— Красный Корсар! — вскричал ее сын, подходя ближе к носилкам под влиянием непреодолимого любопытства.
— Наконец-то его припечатали! — дерзко сказал Ричард, приближаясь к группе, стоящей около носилок. В руках у него были щипцы. Он все время делал вид, что поправляет огонь в камине, чтобы иметь предлог не уходить из комнаты.
Когда все немного оправились от неожиданности, больной начал:
— Война заставила меня покинуть мое уединение. Америка нуждалась в нас обоих, и мы оба послужили ей. Сестра, друг мой! Прости меня!..
— Уильдер! — вдруг вскричал умирающий с необычайною силою. — Уильдер!
