Томас Рид - Морской волчонок
Но крышка ящика со шляпами была сделана из более тонкого дерева и поддавалась легче, чем другие. Через три четверти часа, не больше, я разрезал доску пополам и выдернул обе половинки. Я оторвал холст, покрывавший ящик сверху, и рука моя нащупала странный груз. Это был мешок.
Мешок чего? Ячменя? Овса? Пшеницы? Нет, зерна там не было. Мешок был много мягче. Что же это? Мука?
Я скоро убедился в этом. Клинок мой вошел в мешковину и проделал дыру величиной с кулак. Мне даже не пришлось всовывать руку в мешок. Прямо на ладонь мне посыпался сверху мягкий порошок, и, сжав пальцы, я понял, что у меня в кулаке целая пригоршня пшеничной муки. Я поднес руку ко рту и убедился в том же на вкус. Я открыл мешок с мукой.
Прекрасное открытие! Я нашел пищу, которой мне хватит на много месяцев. Теперь я не умру с голоду. Нет! С мукой и водой я буду жить, как принц. Что в том, что она сырая? Зато она вкусна, питательна, полезна для здоровья.
Опасность миновала!
Я работал уже долго и решил отдохнуть. Я проголодался и не устоял перед соблазном попробовать мучной болтушки. Наполнив карманы мукой, я спустился к бочке с водой. Предварительно я заткнул на всякий случай холстом проделанную мною дыру. Замешав порядочное количество муки водой, я съел тесто с таким наслаждением, как будто поглощал превосходное кушанье, известное в Англии под названием «пудинг наскоро».
Потом я спал несколько часов; проснувшись, снова поел теста и вернулся в свой тоннель.
Пробираясь через второй этаж, я попал почему-то в густой слой пыли. В пустой полости около пианино я погрузился в эту пыль до самых лодыжек. Я заметил, что на голову и плечи мне падает пыльный дождь; когда я поднял лицо кверху, пыль набилась мне в глаза и рот, и я начал немилосердно чихать и кашлять.
Я испугался, что задохнусь, и первым моим движением было убежать и спрятаться за бочкой. Но оказалось, что достаточно отступить к ящику с галетами: там уже ничего не было.
Я недолго раздумывал над объяснением этого странного явления. Это была, конечно, мука, а не пыль. Корабль качнулся, холщовая затычка выпала из мешка, и мука начала уходить в дыру.
Мысль о том, что я останусь без муки и должен буду снова голодать, напугала меня. Надо было обязательно заделать мешок.
Я закрыл рот и глаза и ринулся вверх, в ящик из-под шляп.
Повсюду была мука, но теперь больше она уже не сыпалась. Почему? Очень просто: потому что она высыпалась вся. Мешок был пуст.
Я готов был считать это происшествие бедствием, но потом я утешился. Конечно, много муки ушло в щели и просыпалось на дно трюма; но на всех окружавших меня предметах был густой слой муки, а в пустой полости она лежала горой, так что я мог ее собрать в достаточном количестве.
Впрочем, это оказалось несущественным, потому что в следующий момент я сделал открытие, которое окончательно вытеснило у меня из головы все мысли о муке и вообще обо всяких продуктах, даже о воде.
Я вытянул руку, чтобы проверить, пуст ли мешок. Он был пуст. Значит, можно было вытянуть его через отверстие и убрать с дороги. Я так и сделал: выхватил мешок и бросил его вниз.
Потом я высунул голову из ящика в ту дыру, над которой раньше был мешок.
Что я вижу! Что это? Свет! Свет! Свет!
Глава LX
СВЕТ И ЖИЗНЬ
Да, я видел свет, исходивший с неба. Я ликовал. Не могу описать то счастье, которое меня охватило. Я больше не боялся за свою судьбу. Исчезли малейшие опасения. Я был спасен! Это была небольшая полоска света, вернее, тоненький лучик; он проходил через щель между двумя досками. Он был надо мной, но не прямо, а, скорее, по диагонали, примерно в трех метрах.
Свет не мог проникнуть через доски палубы. Между ними не бывает щелей. Это главный люк. Луч проходит в том месте, где люк соединяется с палубой; должно быть, там отогнулся покрывающий его брезент.
Никогда я не видел ничего радостнее этого тоненького лучика, сиявшего надо мной. Ни одна звезда на небе не казалась мне более блестящей и прекрасной. Это был привет, посланный мне из мира живых людей.
Я недолго оставался внутри шляпного ящика.
Я знал, что работа моя пришла к концу, и не хотел откладывать своего освобождения. Чем ближе была цель, тем с большим нетерпением я стремился к ней; и без промедления я стал расширять отверстие в верхней крышке ящика.
Свет, который я видел, говорил о том, что я нахожусь на верху груза. Раз я видел луч, следовательно, между мной и им ничего не было. Значит, я находился на поверхности груза. Иначе неоткуда было взяться пустоте.
Расширить дыру, чтобы вылезти из ящика, было нетрудно. Не больше чем через двадцать минут я осторожно пролез в эту дыру и оказался на ящике.
Я поднял руки, взмахнул ими. Вокруг меня ничего не было. Рядом с собой я мог нащупать ящики, тюки, мешки, но прямо передо мной был воздух.
Несколько мгновений я сидел на ящике, свесив ноги в пустое пространство, не рискуя сделать шаг, чтобы не свалиться в какой-нибудь провал. Я глядел на тоненький луч света, который сиял надо мной.
Постепенно мои глаза привыкли к свету; и хотя его было мало, но я начал различать ближайшие предметы. Пустота вокруг меня была ограничена. Я находился на дне небольшого углубления полукруглой формы, похожего на амфитеатр, окруженного со всех сторон ящиками груза. Между мной и люком было пространство, оставшееся незаполненным после погрузки; кругом лежали бочки и мешки, без всякого сомнения наполненные провизией для команды. Они были положены на самый верх, чтоб их легче было достать.
Мой тоннель кончился на одной из сторон этого углубления, и я теперь находился под краем люка. Мне оставалось сделать один-два шага, постучать в палубу и призвать на помощь экипаж корабля.
И хотя достаточно было одного удара или крика, чтобы освободиться из темницы, я никак не мог решиться крикнуть или постучать.
Вы сами понимаете почему. Подумайте, что делалось подо мной, подумайте о том, сколько я испортил товаров, — может быть, я причинил убытка на сотни фунтов, — подумайте о том, что у меня не было никакой возможности вернуть или возместить стоимость этих товаров, — подумайте обо всем этом, и вы поймете, почему я так долго сидел на ящике из-под шляп. Я был весь во власти ужасного страха. Я боялся развязки этой драмы во мраке, боялся дойти до ее конца.
Как предстану я перед суровым лицом капитана? Как перенесу ужасный гнев свирепого помощника? Как я выдержу взгляды, их слова, их упреки, может быть, даже их удары? А вдруг они выбросят меня в море?
Холод пробежал у меня по жилам, когда я подумал о таком исходе. Настроение мое резко изменилось. За минуту перед тем мерцающий луч света наполнил мою душу радостью, а теперь я глядел на него и сердце у меня сжималось от страха и смятения.
