Ричард Вудмен - Ночная атака
Во время обсуждения Дринкуотер подчеркнул свою уверенность в том, что противник создал защитный кордон из своих судов, связанных не растительными канатами, а цепями. Сомервиль, которому предстояло вести первый отряд шлюпок в качестве старшего командира всей шлюпочной операции, скрыл свое беспокойство за бодрым ответом. Для этого у него были определенные причины, так как, в случае успеха предприятия (и личного выживания), он будет, несомненно, произведен в чин кэптена.
— Итак, — заключил Сомервиль, к явному удовольствию Нельсона, — как только мы захватим их палубы, мы займемся проблемой отдачи этих цепных швартовов, которых вы опасаетесь, капитан Дринкуотер. Однако я не думаю, что они доставят нам много хлопот.
Нельсон согласился с Сомервилем, а Дринкуотер был уязвлен острым взглядом адмирала, брошенным в его сторону. Он заметно покраснел, и румянец оставался на его лице, в то время как другие командиры получали письменные предписания у секретаря Нельсона. Он не заметил следов озабоченности у них, пока Джон Конн, человек, которого Дринкуотер не знал прежде и который стал его непосредственным начальником в мортирном отряде, не тронул его за рукав и не отвел в сторону.
— Дринкуотер, — начал Конн, — вы себе отчетливо представляете все трудности предстоящей ночной работы.
— Да, действительно, и мое беспокойство касается не только крепости цепных швартовов. Я очень озабочен возможностью слаженной работы всех шлюпок, так как приливные течения здесь чертовски сильны, и в ночное время легко растеряться.
— Вполне возможно, но адмирал настоятельно требует проведения этой операции. Кроме того, кто мы такие, чтобы ставить под вопрос его решение до тех пор, пока наша кровь не прольется в количестве, достаточном для удовлетворения общественной жажды крови? Игра слов здесь не преднамерена, уверяю вас, но меня не покидает мысль, что наша роль поддержки десанта огнем привлечет к нам гораздо больше внимания, чем хотелось бы. Однако хочу уверить вас, что поддержу Сомервиля до конца, и ожидаю от вас такой же решительности.
— Что вы хотите этим сказать, коммандер Конн? — Дринкуотер ужаснулся, не веря, что он правильно понял своего коллегу. — Вы разделяете сомнения лорда Нельсона в моей храбрости из-за того, что я поднял вопрос об усилившейся обороне французов?
Кровь у него застыла в жилах, он непроизвольно сжал кулаки, страстно желая каким-либо сумасшедшим действием преодолеть это состояние.
— Берегитесь, сэр! — Дринкуотер развернулся на каблуках и вышел в поисках своей шлюпки.
IV
Спустя примерно сутки, в половине двенадцатого вечера 15 августа 1801 года, собранные со всех судов шлюпки покачивались на волне у борта «Медузы». Вся эскадра расположилась вокруг них посредине Канала, восточнее отмели Варн, в лиге мористее Булони. Ночь была безлунной и темной. С запада шла небольшая зыбь, а с востока дул легкий бриз, доносивший приятный запах суши — признаки приближавшегося, но еще далекого шторма в Атлантике. Прилив был на подъеме, и приливо-отливное течение направлялось на северо-восток, мимо Булони, причем скорость его у французского берега была значительно больше, чем у противоположного ему английского берега.
Отряд Сомервиля начал движение, соединив свои шлюпки длинными линями для того, чтобы не разбрестись во время перехода. Вслед за ними последовали шлюпки Паркера, Котгрейва и Джоунза. Отряды Конна и Дринкуотера, укомплектованные баркасами с верфей Чатема и Ширнесса, каждый из которых нес по мортире, двинулись следом.
— Держитесь ближе к Сомервилю, капитан Конн. Удачи! — донесся до Дринкуотера голос Нельсона, с его восточно-английским акцентом и характерной пронзительностью.
— Будет сделано, милорд. Спасибо! — ответил Конн. Для отходившего последним отряда Дринкуотера с борта «Медузы» не последовало никаких слов — ни указаний, ни ободрений. Коммандер Натаниэль Дринкуотер принял это безразличие близко к сердцу — как если бы его участие в операции считалось незначительным, а его самого уже забыли.
Сидя на корме большого баркаса, Дринкуотер размышлял над своей неудачей. Умалчивание при докладе факта усиления французской обороны было бы прямым нарушением его долга, а косвенные предположения о его трусости представлялись ему верхом несправедливости. Но внутреннее убеждение в том, что дела пойдут плохо, не придавало избытка энтузиазма, и Дринкуотер пожалел о своей откровенности в разговоре с Конном. Двусмысленное начало разговора заставило Дринкуотера подумать о том, что тот разделяет его опасения… Но сейчас уже ничего нельзя было исправить, следовало только избежать любой возможности подобных обвинений во время атаки. Из этого вытекал простой факт, что он должен быть в гуще боя для того, чтобы ни у кого не было ни малейших сомнений в его решимости. Он послал Килхэмптона на нос наблюдать за шедшими впереди шлюпками, а сам присел на место кормового крючкового рядом с Трегембо и бомбардиром, который с двумя своими подчиненными составлял расчет орудия. Вслед за баркасом Дринкуотера следовали остальные четыре шлюпки его отряда. Хотя они отошли еще и не далеко, но темная ночь скрыла уже все признаки присутствия «Медузы» и других судов.
— Дело может обернуться чертовски плохо для нас, — пробормотал Дринкуотер, опуская подзорную трубу, и тут же пожалел о своем высказывании вслух.
— Вы знаете, где мы находимся, сэр? — голос из темноты принадлежал бомбардиру, лицо которого едва виднелось в темноте. Оно выражало недоумение несведущего человека — как, каким образом они находили путь в этой темноте. Вырвавшийся у этого человека нервный вопрос вызвал смешок у Дринкуотера, но он, вместо того, чтобы подбодрить того, просто приоткрыл на несколько мгновений створки фонаря и осветил компас, лежавший в своем ящичке на рыбинсах баркаса.
— Угу, — вздохнул бомбардир, ничего не поняв.
— Мистер Кью, вы наблюдаете передние шлюпки? — позвал Дринкуотер.
— С трудом, сэр.
Дринкуотер хмыкнул и посмотрел назад, где едва белела следовавшая за ним шлюпка его отряда. Ритмические взмахи весел и негромкое поскрипывание уключин сопровождалось сдержанными хэканиями гребцов. Время от времени вода фосфоресцировала при погружении весел, а вид склонявшихся взад-вперед фигур действовал усыпляющее на тех, кто наблюдал за ними. Размышления Дринкуотера возвращались вновь и вновь к совету на борту «Медузы».
Действительно ли Нельсон косо посмотрел на него, или он сам себе вообразил это? Конечно, их первая встреча в Грейт-Ярмуте была неудачной, но это недоразумение было выяснено. Более того, его поведение в бою при Копенгагене привлекло внимание Нельсона, и тот рекомендовал командующему продвинуть Дринкуотера по службе. Однако неприятное замечание Конна заставило Дринкуотера думать, что его оценка готовности французов к обороне была принята не за профессиональное суждение, а за проявление недостаточной личной храбрости.
