Чарльз Кингсли - Вперед, на Запад!
Они вернулись на лужайку и провели веселый вечер — все, исключая бедной Рози, которая, прежде чем присоединиться к обществу, излила все свои горести перед леди Гренвайль. Добрая женщина повела ее наверх в комнату мистрис Леджер и там упросила рассказать правду, что Рози и сделала, хотя это и не принесло ей покоя.
Чудесный день, чудесное место! Все разукрашено праздничными гирляндами, праздничными ароматами, праздничными песнями. Но что делают здесь, на берегу реки, эти четыре закутанные в плащи фигуры, это темное пятно на прекрасном лике летнего утра? Только один из них так весел, как будто и он, подобно всей окружающей природе, готовится к празднику — это Билль Карри. Он выкупался, чтобы охладить себе кровь и придать большую уверенность руке; он намерен навеки прекратить ухаживания дона Гузмана. Настроение последнего сильно отличается от настроения Билля: свирепый и угрюмый шагает испанец взад и вперед по песку.
Он рассчитывает убить Билля Карри, а затем? Станет ли он благодаря этому ближе к Рози? Сможет ли он остаться в Байдфорде? Пойдет ли она за ним? Решится ли он покрыть позором свою семью, женившись на дочери мещанина? Все это очень запутанно и почти безнадежно; дон Гузман твердо уверен лишь в одной вещи, что он до безумия влюблен в эту очаровательную девушку и что, если она откажет ему, он скорее убьет ее своей собственной рукой, чем отдаст другому.
Сэр Ричард Гренвайль также не в лучшем настроении, в чем скоро убедился Леджер, когда оба секунданта начали сговариваться о порядке дуэли.
— Мы не можем допустить гибели ни одного из них, Артур.
— Мистер Карри клянется, что убьет испанца, сэр.
— Он не убьет его, — испанец мой гость. Я несу ответственность за него перед Лэем и за его выкуп также. А как может Лэй принять выкуп, если человек не будет возвращен здоровым и невредимым? Они не станут платить за мертвое тело, мальчик. Жизнь этого молодца стоит двести фунтов.
— Очень невыгодная сделка для тех, кто платит эти двести фунтов. Но что, если он убьет Карри?
— Еще хуже. Карри не должен быть убит. Я очень зол на него, но он слишком хороший парень, чтобы лишиться его. И его отец никогда не простит нам этого. Мы должны остановить их мечи при первой же царапине.
— Они придут в бешенство, сэр.
— Черт с ними. Пусть дерутся с нами, если им не понравится наш совет. Так должно быть, Артур.
— Будьте уверены, сэр, — сказал Артур, — что мы сумеем заставить их подчиниться.
Сэр Ричард улыбнулся и сказал:
— Итак, джентльмены, вы готовы?
— Вполне готовы.
Плащи и камзолы сброшены, люди на местах, рапиры вымерены от рукоятки до острия; сэр Ричард и Леджер становятся по правую и левую сторону дуэлянтов. Их обнаженные шпаги опущены. Карри и дон Гузман одно мгновение стоят, совершенно выпрямившись. Правая рука вытянута вперед и горизонтально держит длинную рапиру.
Левая прижимает к груди кинжал. Они стоят лицом к лицу, стиснув зубы и крепко сжав бледные губы, столько времени, сколько нужно, чтобы сосчитать до двадцати. Леджер слышит биение своего сердца. Ричард Гренвайль внутренне молится, чтобы ни одна жизнь не погибла. Внезапно быстрое движение кисти Карри, прыжок вперед. Блеснул кинжал испанца, и рапира отбита в сторону. Карри отпрянул на шесть шагов, так как испанец, в свою очередь, бросился на него. Отбой, удар, отбой, сталь звенит, искры летят, люди дышат громко и гневно. Дьявольская игра началась всерьез. Пять минут подстерегала обоих неминуемая смерть на расстоянии шести коротких дюймов от их буйных сердец, и ни одна царапина не была нанесена. Но вот рапира испанца тронула левую руку Карри. Хлынула кровь.
— А, удар? Удар! Подними шпагу, Арчи. — И шпаги тотчас поднялись.
Карри, раздраженный жгучей болью, пытался приблизиться к врагу, но секунданты скрестили перед ним свои шпаги.
— Довольно, джентльмены! Дон Гузман получил удовлетворение своей чести.
— Но не моей мести, — нахмурясь, возразил испанец. — Это дуэль до конца с моей стороны и, полагаю, со стороны мистера Карри также.
— Клянусь, это так, — воскликнул Карри, стараясь прорваться. — Пропусти меня, Артур. Один из нас должен погибнуть. Пропусти меня, говорю я.
— Если вы шевельнетесь, мистер Карри, вы будете иметь дело с Ричардом Гренвайлем! — загремел львиный голос. — Я достаточно уже зол на вас за то, что вы затеяли эту дуэль. Не раздражайте меня более, юный сорви-голова.
Карри угрюмо остановился.
— Вы не знаете всего, сэр Ричард, иначе вы бы так не говорили.
— Я знаю все, сэр; я буду иметь честь сам говорить об этом с доном Гузманом.
— Эге? — сказал испанец. — Вы явились сюда в качестве моего секунданта, сэр Ричард, насколько я понимаю, но не в качестве моего советника?
— Артур, забери своего молодца. Карри, повинуйтесь мне, как вы повиновались бы своему отцу. Неужто вы не можете поверить мне?
— Уходи, ради Бога! — просил бедный Артур, отнимая у Карри шпагу. — Он прав.
Надувшегося Карри увели, а Ричард Гренвэйль обратился к испанцу:
— А теперь, дон Гузман, разрешите мне, хоть, право, против моей воли, поговорить с вами по-дружески. Вы простите меня, если я скажу, что не мог не видеть вашего вчерашнего внимания к…
— Не угодно ли вам, сеньор не упоминать имени ни одной из тех дам, которым я мог вчера выказывать внимание. Я не привык обсуждать свои дела с непрошеными советниками.
— Хорошо, сеньор, если вы видите обиду там, где вас не хотят обидеть. Только я предупреждаю вас, со всяческими извинениями за кажущуюся поспешность, что то желание, которое, по-видимому, есть у вас, вам не позволят осуществить.
— А что может помешать мне? — спросил испанец.
— Разве вам не известно, — ответил сэр Ричард вопросом на вопрос, — что наши миряне смотрят на смешанные браки с неодобрением?
— Брак, сэр? Кто разрешил вам упомянуть при мне это слово?
Взгляд сэра Ричарда омрачился. Испанец возбудил в нем подозрение, которое не вполне соответствовало действительности.
— Возможно ли, сеньор дон Гузман, что я, к стыду моему, должен употребить худшее слово?
— Говорите все, что хотите, сэр. Все слова для меня одинаковы, так как, справедливы они или нет, я одинаково буду отвечать на них только мечом.
— Если вы сочтете возможным позабыть то, что вы сейчас произнесли в вполне простительном порыве гнева, вы найдете во мне, как всегда, самого преданного слугу и хозяина. В противном случае вам надлежит лишь указать, куда угодно вам, чтоб были посланы ваши вещи, и я с безграничным сожалением подчинюсь вашему приказанию.
— В ближайшую таверну, сеньор, — принужденно ответил дон Гузман и быстро удалился.
