Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2
— Поворачивай! Башня налево! Стоп! Башня направо!
Электрический мотор глухо зарокотал, и послушная, как игрушка, гигантская башня повернула справа налево и слева направо, унося в своем вращеньи, без шума и толчков, как соломинки, людей, машины, орудия, броню… Перед глазами Иорисака горизонт пробежал как полотнище движущейся панорамы. Слева показалась далекая эскадра, вся в дымных султанах — крейсерская эскадра Дэва, а за ним — Уриу… Справа туман стоял завесой, и неприятель, хотя уже близкий, был невидим.
Колокол пробил сперва двойной удар, за ним простой, половина третьего. Труба сыграла три длинных звука, потом два коротких:
— С правого борта к бою готовься!
Иорисака передал приказ, и башня повернулась к предполагаемому противнику…
— Заряжай!
Сухо щелкнул затвор зарядного механизма. Прислуга работала быстрыми и точными движениями. Открылись казенные части, черные маслянистые отверстия пороховых камер поглотили снаряды, закрылись замки… Иорисака Садао, с хронометром в руках, улыбнулся: двадцать четыре секунды, почти рекордное время. Пусть русские сделают лучше, если смогут…
Снова воцарилась тишина. В отверстия блиндированной каски не было видно ничего, кроме тумана и моря. Иорисака Садао терпеливо перестал смотреть… Он взял телеметр и проверил его внимательно. Зеркала не были совсем параллельными: он исправил эту неточность. Телеметр броневой башни — не слишком уж точная штука. Но если перестанут действовать телеметры рубки, как десятого августа… Что ж: за отсутствием сабли герой Иохитснэ не пренебрегал веером!
Иорисака Садао поставил телеметр и опять поднял голову. Ужели туман не рассеется, наконец? Ага! Новое дело! Сигнал был поднят на дриссах — головной «Миказа» круто поворачивал влево…
Зазвенел электрический звонок. На сигнальной доске зажглись две лампочки: стрелки завертелись. Трубачи всей эскадры еще раз сыграли сигнал. Иорисака Садао, выпрямившись вдруг на сиденьи, скомандовал:
— С левого борта к бою готовься! Башня налево! Четвертая скорость!
Башня уже вращалась послушно…
— Дистанция семь тысяч триста метров. Вправо пять! Стоп!
Два грандиозных жерла поднялись. Иорисака Садао наклонился вперед, исследуя пристальным взором ту смутную линию, где небо сливалось с морем… Да… прямо к югу… среди густых туч, собравшихся на горизонте, подымались черные завитки — три, четыре, пять, в правильных промежутках… семь, восемь… и еще… Двенадцать, пятнадцать, двадцать, тридцать…
Раздался телефонный звонок. Иорисака взял трубку:
— Алло! Да… Адмирал телеграфирует?..
Он наклонился, глядя в лицо команды, и повторил:
— Адмирал телеграфирует:
«Спасение империи зависит от исхода боя. Пусть каждый исполнит свой долг!»
На этот раз голос, менее спокойный, дрожал чуть приметно…
Но в то же мгновение он овладел собой:
— Двадцать четыре градуса! Целься в головной корабль… Да, двухтрубный, слева… Внимание!
Иорисака Садао при помощи своего телеметра проверил расстояния, указанные на сигнальной доске: 7100!.. 6800!.. 6400!..
Он прервал на секунду свои вычисления… Там, на неприятельских судах, теперь отчетливо видных, сверкнули внезапные молнии: русские открыли огонь… Быть может, слишком далекий…
…6000 метров.
Он было приостановил вычисления… Меньше чем в ста метрах от «Никко» поднялся огромный столб воды и медленно падал дождем — первый снаряд, ударившийся в море, первый снаряд, выпущенный в этот решительный день Западом против Востока… Иорисака презрительно взглянул на белый высокий призрак, рассеявшийся в тумане. Стреляли плохо…
…5900! Расстояния на сигнальной доске точно совпадали с показаниями телеметра.
Другие снаряды рвались тут и там, все недолеты… Да, русские стреляли очень плохо. Прошла бесконечная минута. Наконец, сильное жужжание, подобное гудению чудовищной пчелы, возвестило перелет… И как бы в ответ на ожидаемый сигнал тотчас вслед за этим перелетом раздался первый японский выстрел…
— Пять тысяч семьсот метров… — голос, отчетливый в каждом слоге, назвав расстояние, скомандовал: — Открой огонь!
Сиреневатый отсвет, проникавший сквозь двойную амбразуру между броней и телом орудий, внезапно превратился в ослепительное пурпурное сияние: из жерла вырвались два огромных пламени, длиной в двадцать метров, и красные как кровь… Ужасный толчок потряс башню. Гром, с которым не может сравниться никакой земной шум, разодрал слух, оглушив и почти опьянив на несколько секунд всю команду. И колоссальные затворы, каждый весом в несколько полевых орудий, отскочили на три фута и тотчас же стали обратно на свои места. И уже голос Иорисака Садао, холодный и ясный, восстановил среди орудийной прислуги ясность и хладнокровие:
— Пять тысяч шестьсот метров! Беглый огонь!
XXVIII
Герберт Ферган заслонился руками, сложенными лодочкой, и закурил папиросу. Он стоял снаружи рубки, чтобы не увеличивать тесноту стальной комнаты, в которой двигались командир броненосца и офицеры, заведывающие маневрами судна и стрельбой. Стоя на мостике, никем не защищенный, он флегматично глядел на то, как кругом рвались русские снаряды. Он был храбр. Раскурив, как следует, папиросу, он снова взял бинокль и стал наблюдать схватку двух эскадр. Он разглядывал неспешно, подробно, с профессиональным любопытством подмечал знаки утомления, подаваемые тем или другим из неприятелей. Вот развороченная броня, сломанная мачта, разлетевшаяся вдребезги оснастка. Там — поваленная труба, разнесенная башня, снесенная рубка. Профиль судов, прежде ясно вычерченный, теперь искажался, как бахромой покрывался обломками и обрывками. Порой Ферган опускал бинокль, открывал записную книжку и, взглянув на часы, делал заметки. Орудия ревели без остановки и так громко, что оглушенные уши уже больше не страдали от их рева. И только — по яркости огневого сверкания, которым «Никко» окутывался в правильные промежутки, Ферган мог судить о том, что его боевая сила еще не пострадала. Напротив того, русские суда уже реже вспыхивали — как прогоревшие наполовину дрова, которые уже не выбрасывают искр. Герберт Ферган повернулся на каблуках и окинул взором весь окрестный горизонт. Две враждебных колонны бежали параллельно на восток, одна правильная и маневрирующая в порядке, другая — беспорядочная, готовая рассыпаться. События оправдали предсказания: Рождественский не выдержал боя с Того. Карандаш Фергана занес в записную книжку: «2 час. 35 мин., бой выигран». «Ослябя» подбит и прекратил огонь. «Суворов» выведен из строя. У «Никко» никаких важных повреждений»… Герберт Ферган улыбнулся. Не потому, что японская победа была ему по сердцу… Но потому, что эскадра Того была в сущности английской эскадрой, построенной в Англии, обученной по английским методам и принципам… И его британское самолюбие гордилось этим успехом, в котором была значительная доля его национального участия…
