Юрий Дудников - «Пираты» с «Де Цевен Провиенциена»
Вахтенный офицер ван Бовен остолбенел. Он оказался отброшенным в сторону лавиной матросов. Позже ему поставят в вину его полное бездействие. Но в училище лейтенанта не учили, как поступать в подобном случае. С детских лет он твердо усвоил истину: белый — приказывает, цветной — повинуется, он не может быть способным на самостоятельные действия!
Впрочем, обвинять одного ван Бовена было бы несправедливо, все офицеры оказались в таком же положении: они сгрудились в кормовом коридоре офицерских кают и не могли повлиять на ход событий. Капралов тоже изолировали в их помещениях. Никто не успел оказать ни малейшего сопротивления — настолько молниеносно все произошло.
Не растерялся, по крайней мере в начале, лишь лейтенант барон де Вос ван Стеенвик, находившийся в этот момент в радиорубке. Поняв, что на броненосце мятеж, он приказал радисту-голландцу передать в базу сообщение об этом. Поскольку радист медлил, он угрожающе направил на него пистолет.
Мауд Босхарт, наладив работу в машинном отделении, кинулся наверх, вооружившись пистолетом. Именно этот пистолет помешал барону оповестить командование о случившемся.
— Оружие на стол, или я стреляю! — гаркнул Босхарт.
У перетрусившего барона ослабли руки. Босхарт выхватил пистолет у офицера и вытеснил его из рубки.
По всему броненосцу погас свет, темноту прорезали только тучи искр из двух высоких труб корабля: кочегары шуровали, стремясь быстрее поднять давление пара в котлах. Хлопнуло несколько выстрелов из карабинов, как позже выяснилось, выстрелы были сделаны вверх, для острастки: некоторые офицеры, опомнившись, пытались оказать сопротивление. Но их быстренько затолкали в каюты и заперли.
Воспользовавшись темнотой, младший лейтенант Корнелий Велс и унтер-офицер Пит Болхаувер выбрались через иллюминатор и поплыли к берегу. К несчастью для себя, они в спешке спутали направление и сначала попали на маленький островок, а затем уже опять вплавь добирались до суши.
Капрал Хаастрехт в суматохе, царившей на верхней палубе, прыгнул прямо с борта и поплыл к берегу. Какой-то матрос пальнул в ту сторону, где резал воды Индийского океана шустрый капрал. Позже Хаастрехт будет уверять, что вслед ему стреляли залпами и чуть ли не из шестидюймовых пушек, что он чудом спасся от кровожадных пиратов, захвативших броненосец.
Впрочем, так будет уверять не один капрал.
Мы идем в Сурабайю!
Вся операция по захвату броненосца продолжалась не более пятнадцати минут. Прежде всего повстанцы приняли меры на случай вмешательства со стороны посыльного корабля «Альдебаран», стоявшего в двух кабельтовых от броненосца. Они осветили его прожектором и развернули трехдюймовое орудие. Меры эти были излишними: «Альдебаран» не располагал никаким вооружением.
Сопровождаемый матросами, державшими в руках карабины с примкнутыми штыками, Кавиларанг поднялся на мостик и вступил в командование броненосцем. По его команде на баке загрохотал брашпиль, скоро якорь был выбран и закреплен по-походному. Повинуясь сигналам с мостика, заработали обе главные машины. Но только броненосец отошел от места якорной стоянки и двинулся к опасному и извилистому фарватеру, как выяснилось, что штурвал был заперт на специальный замок и провернуть его не было никакой возможности. Поспешные попытки освободить штурвал не удались, броненосец неудержимо несло на рифы. На борту началось смятение, но Кавиларанг не растерялся: хладнокровно меняя ход обеих машин, он мастерски повел тяжелый броненосец из бухты. На реверсах главных машин стояли лучшие машинисты-голландцы, моментально выполнявшие команды с мостика. Кавиларанг точно вписывал корабль в излучины фарватера, проводя его буквально в нескольких метрах от камней. Лейтенант барон де Вос впоследствии признал:
— Это была ювелирная работа!
Пока «коричневый» матрос на командирском мостике и «белый» капрал в машинном отделении выводили старый броненосец из бухты, удалось сбить замок со штурвала. Руль заработал нормально, и скоро корабль благополучно вышел в Индийский океан.
Примчавшиеся на причал командир броненосца Эйкенбоом и его офицеры были в отчаянии: они уподобились пассажирам, отставшим от поезда. Пауль Эйкенбоом, капитан второго ранга Королевского флота, отлично понимал, что его карьера непоправимо «подмочена», он «прославился» не только в своей стране, но, вероятно, и в мировом масштабе. С зубовным скрежетом он продиктовал радиограмму в Сурабайю с изложением случившегося. Ответ последовал немедленно и категорический: догнать мятежный корабль и любыми средствами привести команду к повиновению.
Обе радиограммы были переданы шифром: командование базы еще надеялось сохранить этот скандал в тайне.
Но рано утром 5 февраля рация «Де Цевен Провиенциена» вышла в эфир и передала обращение ко всему миру на английском и голландском языках:
— «Броненосец Нидерландского флота «Де Цевен Провиенциен» находится в руках команды. Мы намерены идти в Сурабайю. Цель — выразить протест против несправедливого сокращения жалованья и потребовать освобождения наших арестованных товарищей. На борту все спокойно, нет ни насилий, ни раненых. За сутки пути до Сурабайи мы официально передадим командование капитану второго ранга Эйкенбоому».
Этот текст был передан по рации молодым матросом-индонезийцем Румамби, свободно владевшим английским, голландским, немецким и французским языками.
Так мир узнал о невероятном событии: матросы овладели мощным боевым кораблем Голландской Индонезии и ведут его в главную военно-морскую базу, чтобы отстоять свои права и помочь своим товарищам! Это было неслыханно! И еще более неслыханным было то, что вместе с «цветными» матросами в бунте участвовали и представители белой расы — расы господ. И уж совсем поразительным оказалось то, что в мятеже участвовали белые унтер-офицеры, издавна считавшиеся опорой порядка на кораблях! Командующий военно-морскими силами Голландской Индонезии был в бешенстве и грозил капитану Эйкенбоому всяческими карами.
Сообщение о восстании на «Де Цевен Провиенциене» сразу же было подхвачено мировой печатью. Буржуазная пресса Европы и Америки била тревогу, критикуя голландские военные власти за отсутствие бдительности, обвиняя их в нерешительности и мягкотелости по отношению к революционным элементам. Больше всех вопила немецкая и итальянская фашистская печать, усматривая в этом восстании на броненосце «руку Москвы». Не отставала в истерической клевете и печать Великобритании. Еще бы! Ведь выступление моряков голландского колониального военно-морского флота, в котором сочетались элементы классовой и национально-освободительной борьбы, служило опасным примером как для трудящихся метрополии, так и для угнетенных народов колоний.
