Фредерик Марриет - Корабль-призрак
За короткое время Филипп стал любимцем капитана и довольно близко сошелся со старшим рулевым минхером Хиллебрантом. Второй рулевой, которого звали Штруц, был сумасбродным молодым человеком, и Филипп с ним общался мало. Суперкарго, минхер Якоб Янс Ван Штруме, редко выглядывал из своей каюты и не показывался на палубе потому, что медведь Иоанес так и не был посажен на цепь. Не проходило дня, чтобы представитель не просматривал свой рапорт о происшествии с медведем. Рапорт он держал наготове, чтобы при первой же возможности переправить его в Компанию, но каждый раз, перечитывая этот документ, он вносил в него изменения, которые, по его мнению, должны были придать вес жалобам и нанести больший вред благополучию капитана.
В счастливом неведении о том, что затевается против него в тиши каюты представителя, капитан Клоотс продолжал пускать дым из трубки, пить вино и играть со своим медведем. Зверь очень привязался и к Филиппу и норовил быть около него, когда тот нес вахту.
Но на корабле находился еще кто-то, о ком мы не можем не упомянуть. Это одноглазый лоцман Шрифтен, которого, казалось, обуревала ненависть к нашему герою и его четвероногому другу. Однако Вандердекен занимал ранг палубного офицера, и Шрифтен не отваживался открыто задевать его, но постоянно пытался подстрекать против него матросов и досаждать ему при каждом удобном случае. К зверю он также питал безудержную ненависть и редко проходил мимо, сильно не пнув его и не исторгнув проклятия. Конечно, команда не любила Шрифтена. Более того, казалось, что все боятся его, поскольку он оказывал на матросов какое-то необъяснимое влияние.
Так обстояли дела на прекрасном корабле «Тер-Шиллинг» в то время, когда он с двумя другими судами лежал в дрейфе в безветренную погоду на расстоянии двух дней пути от Мыса. Было очень жарко, так как на этой широте стояла середина лета. Филипп, измученный жарой, заснул под навесом, растянутым на кормовой палубе. Однако скоро он проснулся от ощущения холода, сковавшего все его суставы и особенно грудь. Приоткрыв глаза, он увидел склонившегося над ним лоцмана Шрифтена, который зажал в кулаке цепочку с реликвией, видимо, выглядывавшей из-под рубашки. Чтобы распознать намерения Шрифтена, Филипп снова закрыл глаза и тут почувствовал, что лоцман потянул за цепочку, сначала слабо, а затем все сильнее, и тянул ее до тех пор, пока не показалась реликвия. После этого одноглазый попытался снять ее через голову юноши. В этот момент Филипп вскочил, схватил вора за руку и, несмотря на сопротивление, отобрал цепочку.
— Что все это значит? — спросил он.
И хотя лоцман был пойман с поличным на месте преступления, он не испытал замешательства. Как ни в чем не бывало он уставился одним глазом на Филиппа и насмешливо провизжал:
— Что это на цепочке? Ваш портрет? Хи-хи!
Вандердекен оттолкнул его от себя, скрестил на груди руки и сердито сказал:
— Мастер лоцман! Я советую вам быть менее любопытным, иначе вам придется раскаяться в своем любопытстве!
Не обращая ни малейшего внимания на возмущение Филиппа, Шрифтен продолжал:
— Может быть, это даже детский череп — верное средство от того, чтобы не утонуть?
— Потрудитесь отправиться на бак и заняться делом! — приказал Филипп.
— Или даже, поскольку вы католик, — ухмылялся лоцман, — это ноготь какого-нибудь святого, или… да, да! Теперь я знаю! Это осколок Святого Креста!
Пораженный Филипп отпрянул.
— Это так, это так! — провизжал Шрифтен, направляясь на бак, где стояла кучка матросов.
— Есть новости для вас, ребята! — обратился он к ним. — У нас на борту появился осколок Святого Креста, и мы теперь можем справиться даже с чертом!
Когда лоцман уходил, Филипп, сам не зная почему, последовал за ним и, находясь уже на шканцах, услышал его последние слова, обращенные к матросам.
— Да, да! — отвечал лоцману один из матросов. — Не только с дьяволом, но и с «Летучим Голландцем»!
«Летучий Голландец»? — подумал Филипп. — Имеет ли это связь с?..»
Он сделал еще несколько шагов вперед, чтобы, укрывшись за грот-мачтой, услышать подробности разговора, если он продолжится. И не ошибся. Второй матрос заметил:
— Говорят, встреча с «Летучим Голландцем» хуже, чем с сатаной!
— Неужели его кто-нибудь видел, этого «Летучего»? — спросил третий.
— Видали, — отвечал первый. — Непременно видали. Верно и то, что приключится беда с кораблем, который повстречается с ним.
— А где можно встретиться с ним?
— Точно сказать нельзя, но как говорят, он кружится где-то в районе Мыса.
— Я бы с удовольствием послушал всю историю о нем, от начала до конца, — послышался голос еще одного матроса.
— Я могу рассказать лишь то, что слышал о нем, — отвечал первый матрос. — Это изменивший Богу корабль. На нем находились морские разбойники, которые, как рассказывали, перерезали горло своему капитану.
— Нет, нет! — вмешался Шрифтен. — Капитан все еще находится на том призрачном корабле! Он — безбожник! Рассказывают еще, что он, как один из тех, кто находится у нас на борту, оставил молодую симпатичную жену, которую нежно любил.
— Откуда вам это известно, лоцман?
— Каждый раз, когда им повстречается корабль, он пытается передать на родину письма, но горе тем, кто их возьмет! Они затонут, это точно!
— Меня все же удивляет, лоцман, как вам удалось узнать обо всем этом? — спросил один из матросов. — Может быть, вам уже приходилось встречаться с этим призрачным кораблем?
— Приходилось, приходилось! — провизжал Шрифтен, но затем, взяв себя в руки, он продолжил обычным насмешливым тоном: — Но нам нечего бояться, ребята, поскольку у нас на борту есть осколок Святого Креста!
Как бы желая избежать дальнейших расспросов, лоцман направился на корму и обнаружил нашего героя, спрятавшегося за грот-мачтой.
— Ого! — воскликнул он. — Я, однако, не единственный, кто любопытен, хи-хи! Скажите мне, вы взяли эту вещицу на тот случай, если нам повстречается «Летучий Голландец»?
Несколько смутившись, Филипп отвечал:
— Я не боюсь никакого «Летучего Голландца»!
— Мне вспоминается кое-что, — продолжал Шрифтен. — У вас одинаковая фамилия с капитаном призрачного корабля. По крайней мере, говорят, что его фамилия тоже Вандердекен, хи-хи!
— Кроме меня, многие на свете носят фамилию Вандердекен, — отвечал Филипп и, повернувшись, пошел на корму.
«Можно подумать, — предположил Филипп, — что этому одноглазому злодею известны мои намерения. Нет! Это просто невозможно! Но откуда же исходит холод, сковывающий меня, как только этот человек приближается? Хотелось бы мне знать, действует ли он так же на других или это мы, я и Амина, просто внушили себе? Но не следует рисковать и слишком рьяно все разузнавать. И удивительно, что этот человек страшно ненавидит меня, а я ведь никогда не причинял ему никаких неприятностей. Однако то, что я сейчас услышал, является существенным подтверждением того… Но ведь никакого подтверждения не требуется! О, Амина, Амина! Я беспокоюсь лишь о тебе одной, иначе бы я с радостью отдал жизнь за разгадку этой тайны! О, Боже милосердный! Помоги мне успокоиться и привести в порядок мои разбросанные мысли, иначе я не смогу разумно во всем разобраться!»
