Фредерик Марриет - Корабль-призрак
— Вам что-нибудь известно, капитан, об этом представителе?
— Ничего, кроме слухов. Один из моих коллег, который уже ходил с ним, говорил мне, что тот слишком боится моря и слишком воображает о себе.
— Мне хотелось бы, чтобы он прибыл побыстрее, — сказал Филипп, — поскольку я едва могу дождаться, когда ветер наполнит наши паруса.
— У вас, должно быть, натура бродяги? — спросил капитан. — Как я слышал, вы оставили уютный домик и к тому же красивую жену.
— Меня тянет посмотреть мир, — отвечал Филипп. — К тому же я должен научиться управлять кораблем до того, как куплю себе свой, чтобы затем попытать счастья, путешествуя самостоятельно.
«Ах, как это противоречит моим собственным желаниям!» — подумал Филипп.
— Океан приносит богатство, но и, как правило, поглощает его, — возразил минхер Клоотс. — Если бы я мог превратить это судно в хорошенький домик и имел бы кучу гульденов в придачу, то вы не увидели бы меня здесь, на юте. Я дважды обошел под парусами этот Мыс, что вполне достаточно, потому что в третий раз все может обернуться совсем не так благополучно.
— Неужели это так опасно? — прозвучал вопрос Филиппа.
— Не менее опасно, чем пробираться сквозь течения и преодолевать прибой, обходить подводные рифы и песчаные отмели, штормовать в бурном море, а в остальном — ничего страшного! Даже если вы станете на якорь в бухте с этой стороны Мыса, вас все равно одолеет страх, якорь не будет держать, а ветер понесет в открытое море или выбросит на берег к дикарям и притом так стремительно, что вы даже не успеете надеть штормовку. Если же вам повезет оказаться по другую сторону Мыса, то там волны будут весело плясать под жгучими лучами солнца, будто в праздник, и вам придется неделями под безоблачным небом ждать хотя бы легкого бриза, чтобы сдвинуться с места.
— В какие гавани мы будем заходить, минхер?
— Об этом пока я мало могу сказать. Гамбрун в Персидском заливе будет, видимо, первым сборным пунктом флотилии. Потом мы разделимся. Одни пойдут прямо на Бантам на острове Ява, другие — в залив, чтобы закупить камфору, каучук, бензой и воск. Там же можно выменять золото и слоновую кость. Но опасайтесь местных жителей, минхер Вандердекен! Эти дикари хитры, а их кривые ножи, крисы, остры и отравлены смертельным ядом. В тех водах я участвовал в жарких сражениях с португальцами и англичанами.
— Но теперь мы живем в мире со всеми, — возразил Филипп.
— Твоя правда, сын мой. Но за Мысом не следует доверять подписанным договорам. Англичане сильно теснят нас, преследуют по пятам, и им нужно дать отпор. Мне кажется, наш флот потому так сильно вооружен и прекрасно оснащен, что мы опасаемся нападений с их стороны.
— Как долго, по вашему мнению, будет продолжаться наше плавание?
— Это смотря как выйдет, — отвечал разговорчивый моряк. — Думаю, что примерно два года. Если нас не задержат в фактории военные действия, в чем я почти убежден, плавание может завершиться и раньше.
«Два года! — подумал Филипп. — Два года вдали от Амины!»
Он тяжело вздохнул, представив себе, что может быть разлучен с ней навсегда.
— Ну, ничего, сын мой! — успокоил его минхер Клоотс, от взгляда которого не укрылась тень печали на челе Филиппа. — Два года не такой уж большой срок. Однажды я был в плавании целых пять лет, и к тому же мне сильно не повезло. Я не только не привез с собой ничего, но даже не привел корабль домой. Я ходил в Читтагонг, это в восточной части Бенгальского залива, где три месяца простоял в устье реки. Местные вожди пытались силой удержать меня. Они не позволяли обменять груз и не соглашались, чтобы я поискал другой рынок сбыта. Порох был на берегу, и я не мог оказать сопротивления. Черви проточили днище корабля, и он затонул, стоя на якоре. Дикари знали про это и потому собирались заполучить товары бесплатно. Один из кораблей подобрал меня и команду и доставил в Голландию. Если бы со мной не обошлись так предательски, мне сегодня не пришлось бы болтаться по волнам. В этом году мои доходы будут невелики, поскольку Компания запрещает нам, морякам, заниматься частной торговлей…
Ну, наконец суперкарго появился. На шлюпке подняли флаг… Вот уже они отошли от берега… Минхер Хиллебрант! Прикажите канонирам запалить фитили для встречи суперкарго пушечными залпами!
— Чем я должен заняться? — спросил Филипп. — Где может пригодиться моя помощь?
— Сейчас от вас ничего особенного не требуется, — отвечал капитан. — В сильный шторм каждая пара рук дорога. А пока присматривайтесь и учитесь. Можете ознакомиться с записями в судовом журнале. Когда же вас начнет беспокоить морская болезнь, а ею страдает каждый, кто впервые ступает на палубу, обращайтесь ко мне. Чтобы легче перенести ее, я советую вам потуже перетянуть живот платком и прилежно налегать на содержимое бутылочки, которая всегда будет к вашим услугам. А теперь самое время встречать представителя могущественной Компании. Минхер Хиллебрант! Пусть прогрохочут пушки!
Последовали залпы, и едва дым рассеялся, шлюпка, на которой развевался длинный вымпел, пристала к борту. Филипп ждал, когда появится представитель, но тот оставался в шлюпке до тех пор, пока на борт не были подняты все ящики со знаками и гербами Компании, и лишь затем поднялся на палубу и сам.
Суперкарго оказался маленьким, худым, бледнолицым мужчиной в треуголке, обшитой золотой каймой, прикрывавшей парик, завитые локоны которого свисали ниже плеч. Одет он был в куртку из красного бархата с широкими отворотами, жилет из белого шелка с вышитыми пестрыми цветами, который доходил почти до колен, голубые штаны из атласа и белые шелковые чулки. Ботинки и банты на коленях были застегнуты золотыми пряжками. Его руки высовывались из широких манжет. И если сказать еще, что в правой руке он держал посеребренную трость, то читатель получит полное представление о том, как выглядел минхер Якоб Янс Ван Штруме — представитель могущественной Компании на борту прекрасного корабля «Тер-Шиллинг».
Когда Ван Штруме разглядывал стоявших перед ним на почтительном расстоянии с обнаженными головами капитана, рулевых и остальных членов команды, он был похож на персонаж картины — «Обезьяна, которая посмотрела мир и вернулась к своим лесным сородичам». Однако у матросов не дрогнул ни один мускул на лице, даже при виде его украшенного локонами парика. В то время одежде уделялось особое внимание, и, хотя минхер Ван Штруме не был настоящим моряком, он все же являлся представителем могущественной Компании и одновременно влиятельным человеком. Он принял все знаки внимания, которые были оказаны ему как важной персоне.
