Рафаэль Сабатини - Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)
После ужина, когда все вышли на лоджию в поисках вечерней прохлады, Изотта не присоединилась к остальным, а села к клавесину у окна в противоположном конце зала. Мягкая меланхолическая мелодия Чимарозы,[217] лившаяся из-под ее пальцев, очевидно, соответствовала ее настроению.
Марк-Антуан, чувствуя непреодолимое желание успокоить девушку, тихо поднялся, предоставив другим обсуждать события дня и их возможные последствия, и подошел к ней.
Она приветствовала его слабой, но нежной улыбкой, продолжая автоматически играть знакомую мелодию.
С того утра, когда Изотта так смело явилась к нему в гостиницу, они обменялись каким-нибудь десятком слов, да и то в присутствии других. Теперь же она, ссылаясь на их разговор во время той тайной встречи, пробормотала:
– Марк, можете заказывать реквием.
Глядя на нее поверх инструмента, он ободряюще улыбнулся:
– Нет, рано. Вы живы, не стоит пугаться одной лишь видимости.
– Это не видимость. Леонардо выполнил то, чего от него ожидали, и скоро потребует обещанного.
– Скоро он, возможно, будет не в том положении, чтобы требовать чего-либо.
Рука Изотты дрогнула, и она допустила ошибку, но поспешила продолжить игру и под звуки мелодии спросила:
– Что вы хотите этим сказать?
Марк-Антуан и так уже сказал больше, чем намеревался. Он не чувствовал себя обязанным мешать Лаллеману подкупить лидера барнаботто, но и способствовать этому не собирался. Он останется в роли пассивного наблюдателя и воспользуется плодами, которые выращены другими. А говорить об этом, даже с Изоттой, было бы и бесчестно, и неосмотрительно.
– Просто жизнь непредсказуема. Мы слишком часто забываем об этом и предвкушаем радости, которые так и не сбываются, или дрожим перед угрозой несчастья, которое минует нас.
– И это все, Марк? – В ее голосе чувствовалось разочарование. – Но ведь это несчастье, этот… кошмар уже совсем близко!
Высказанная вслух горькая мысль часто становится непереносимой. Именно это произошло с Изоттой. Стоило ей облечь в слова свои давние страхи, она лишилась последних остатков мужества. Опустив голову и уронив руки на клавесин, ответивший взрывом возмущения, Изотта, обычно такая гордая и сдержанная, разрыдалась, как обиженный ребенок.
Это продолжалось всего несколько секунд, но достаточно долго, чтобы встревожить сидевших на лоджии, чье внимание уже было привлечено изданной клавесином какофонией.
Донна Леокадия поспешила к дочери, несомненно догадываясь о причине ее расстройства. За ней последовали другие.
– Что вы ей сказали? – накинулся Вендрамин на Марк-Антуана.
Тот недоуменно поднял брови:
– Я сказал? Что я мог ей сказать?
– Я требую, чтобы вы объяснились.
Доменико вклинился между ними:
– Вы сошли с ума, Леонардо?
Изотта встала, чтобы разрядить обстановку:
– Вы заставляете меня краснеть. Мне просто нездоровится. Я пойду к себе, мама.
Вендрамин двинулся было к ней с обеспокоенным видом:
– Дорогая моя…
Но графиня остановила его.
– Не сейчас… – умоляюще произнесла она.
Мать с дочерью удалились. Граф, недовольный тем, что подняли шум из-за того, что у девушки испортилось настроение, потащил Вендрамина обратно на лоджию. Прежде чем последовать за ними, Доменико задержал Марк-Антуана.
– Марк, друг мой… – произнес он неуверенно. – Вы не были слишком неосторожны? Надеюсь, вы правильно меня понимаете. Вы знаете, что я был бы рад, если бы все сложилось по-другому.
– Впредь буду осторожнее, – коротко бросил Марк-Антуан.
– Вы знаете, что я беспокоюсь за Изотту, – продолжал молодой офицер. – Ей и без того тяжело.
– Ах, так вы понимаете это?
– Я же не слепой, я все вижу и сочувствую вам обоим.
– Я не нуждаюсь в сочувствии. А если вас волнует судьба Изотты, то почему вы ничего не предпримете?
– Что же я могу сделать? Вы сами видите, как отец старается угодить Вендрамину сегодня после того, как тот доказал свою силу. Им движет страстный патриотизм. Он любит Венецию до самозабвения и готов принести ей в жертву все, что имеет. Бороться с этим невозможно. Остается только покориться, Марк, – заключил он, пожав локоть друга.
– Я покоряюсь, но при этом и выжидаю.
– Выжидаете? Чего?
– Что боги смилостивятся.
Но Доменико все еще не хотел отпускать его:
– Я слышал, вы с Вендрамином много времени проводите вместе.
– Да, он назойливо ищет моего общества.
– Я так и думал, – хмуро обронил Доменико. – Вендрамин считает, что все странствующие англичане сказочно богаты. Он уже занимал у вас деньги?
– Я вижу, вы хорошо его знаете.
Глава 12
Виконтесса
Баттиста, хозяин «Гостиницы мечей», нашел для Мелвилла камердинера – француза по имени Филибер, который оказался замечательным парикмахером.
Этот пухлый сорокалетний человек с мягким голосом и мягкой походкой много лет заботился о прическе герцога де Линьера. Но затем гильотина лишила герцога головы, а Филибера работы. Поскольку будущее остальных аристократических голов во Франции также было под вопросом, Филибер последовал примеру умных людей и эмигрировал из республики, где парикмахерам трудно было конкурировать с Национальным Брадобреем, отворяющим кровь.
Марк-Антуан, очень трепетно относившийся к состоянию своей блестящей черной шевелюры, был рад этому обстоятельству и взял мягкоголосого парикмахера в камердинеры.
Филибер как раз демонстрировал свое мастерство на голове нового хозяина – а точнее, брил его, – и во время этой интимной процедуры в комнату ворвался мессер Вендрамин, выглядевший очень молодцевато в сиреневом костюме из тафты. Он явился словно к себе домой и, помахивая тросточкой с золотым набалдашником, развалился в кресле у туалетного столика, откуда мог наблюдать за процессом бритья.
Вендрамин развлекал мистера Мелвилла беспредметной болтовней и рассказами о происшествиях, носивших по большей части скандальный и иногда непристойный характер, героем которых неизменно был он сам. Присутствие Филибера нисколько его не смущало. Судя по синьору Леонардо, скромность была в Венеции не в моде. К тому же любовные приключения теряли для него половину своей прелести, если о них некому было рассказать.
Мистер Мелвилл, внутренне желая, чтобы гость провалился ко всем чертям, не останавливал его. Болтовня синьора Леонардо действовала на него усыпляюще.
– Сегодня, – объявил Вендрамин, – я свожу вас в одно из самых изысканных и привилегированных заведений в Венеции, в салон блестящей Изабеллы Теоточи.[218] Вы о ней, конечно, слышали?
Выяснив, что Мелвилл не слышал о ней, он продолжал щебетать:
