Рахим Эсенов - Тени «Желтого доминиона»
– Еще хуже, шеф! – ошеломил Джапар Хороз, смешно топорща рыжие кошачьи усы. Заметив, как недовольно поморщился Кейли, заговорил чуть спокойнее: – Ад покажется раем. И большевики, как аждарханы – сказочными драконами, пожирающими людей… Они обрушились на наши отряды кавалерией, аэропланами, десантами на автомашинах. Повсюду – в Каракумах и в горах Таджикистана. Одних туркменских отрядов добровольной милиции, самоохраны, краснопалочников – двадцать тысяч, в Таджикистане – еще больше. А регулярных войск тьма-тьмущая… Батраки, бедняки, дайхане, да и кочевники тоже, эти несчастные рабы, почитавшие за счастье ползать перед нами на коленях, просто обезумели… Они ополчились против наших отрядов. В аулах нам не верят, дайхане в открытую говорят: «Вы не народные борцы, а разбойники с большой дороги. Вы ведете не политическую борьбу, а занимаетесь бандитизмом… Служите англичанам, а не своему народу…» Оно и понятно – поют с чужого голоса. Самое страшное, большевики сделали так, что оторвали от нас наш народ. Как им это удалось! Самое страшное…
– Заладили, как попугай, «самое страшное, самое страшное…»! – оборвал Кейли. – Излагайте только факты.
– Хорошо, шеф, – Джапар Хороз тяжело вздохнул. – Считайте, шеф, что теперь у нас почти нет отрядов. Глупо погибли джигиты Илли Ахуна. А какой отряд был! Двести пятьдесят всадников, вооружены до зубов, боеприпасов – целый караван… Отряд наполовину был из казахов, они не подчинялись туркменам, а туркмены их не признавали, вот и жили как на ножах. Свара пошла в отряде… Я как-то Илли Ахуну говорил: «Не подвели бы в бою эти вояки. Их самих мирить надо, а ты с ними собрался на красных…» Старик ответил высокомерно: «Ты, Джапар Хороз, не видишь того, что я вижу в своих людях… Воевать они будут зло – за шкуры свои дрожат и большевиков люто ненавидят. Псы всегда меж собой грызутся, а как завидят врага посильнее, волка, то в одну стаю сбиваются, о распрях забывают».
– Что с Илли Ахуном?.. Он жив? – Кейли заерзал в кресле.
– Жив-то он жив, – с досадой усмехнулся Джапар Хороз. – Лучше б в бою погиб… После разгрома бежал в Акяйла, да поймали на кладбище, в бабьем платье. От страха вырядился. Срам-то какой! Высшее духовное лицо! Видать, перетрухнул, забыл, что туркменке живой дорога на кладбище заказана. Ну и схватили ахуна в бабьем…
– Да-а-а… Ахун вовсе не оригинален. В истории такой случай уже был, – Кейли насмешливо взглянул на Мустафу Чокаева, намекая на известный побег в женском платье его дружка Керенского.
Чокаев сидел с невозмутимым видом, внешне не реагируя на плоскую шутку англичанина.
– Что слышно об Ибрагим-беке? – Кейли делал какие-то пометки в блокноте. – Жаль, очень жаль этого самого Илли Ахуна.
– Про Ербент вам известно, шеф. Вот так-то… В Таджикистане не был, да и такого задания, шеф, вы не давали. Но про Ибрагим-бека кое-что узнал, – Джапар Хороз, порывшись во внутренних карманах халата, достал газеты и три узкие полоски тонкой бумаги, мелко испещренные записями. – Вот здесь… Обидно, что такие джигиты, воины ислама, как Ибрагим-бек, раскалываются на первом же допросе.
– Если раскалывается, значит, не джигит и не воин! – со злостью развернул Кейли газету и, попеременно вчитываясь в пожелтевшие бумажные полоски, неожиданно рассмеялся. – Вы только послушайте, какую ахинею нес на суде Ибрагим-бек… Вот. – И Кейли вслух зачитал: – «Эмир бухарский – глупец и баранья голова. Какой же умный человек может оставить свой дом, родную землю и очертя голову удрать за границу?.. Лучше на родине смерть принять, чем жить на чужбине…» – «Почему и с какой целью вы брали у англичан оружие?» – «Чтобы воевать против советской власти, вернуть Бухару бывшему эмиру, а Туркестан – ханам и баям».
Кейли недолго упражнялся в громкой читке, вначале пропуская целые строчки, потом что-то бубнил себе под нос и, наконец, вовсе умолк, возмущаясь болтливостью Ибрагим-бека, своего бывшего агента. Кто мог подумать, что этот дерзкий, бравый офицер из дворцовой охраны эмира бухарского, спровоцированный и завербованный им, Кейли, еще в пятнадцатом году, когда тот приезжал в Афганистан, так легко развяжет язык, выболтает имена его, Кейли, Лоуренса, многих доверенных лиц английской секретной службы, наставлявших Ибрагим-бека, как бороться с Советской властью.
Возмущению Кейли не было предела… Шкурники! Кого угодно могут предать – всех и вся! Стоит им угодить в руки красных, и, ослепленные страхом, они продадут и отца родного… Чего ради Ибрагим-бек молол языком о пулеметах, винчестерах, боеприпасах, присланных его отряду… Зачем он, негодяй, назвал имена английских эмиссаров?! Не мог свалить на немцев, на французов, как учили… Хоть на японцев! На кого угодно, но только не на англичан! Зачем было трепаться о его, Кейли, увлечениях? Кого, кроме Кейли, волнуют старинные национальные украшения азиаток, терракотовые фигурки или древние рукописи? Да и что смыслят в них эти дикари? Им они до чертиков, а для Кейли – это смысл всей жизни.
Любителю древностей было от чего печалиться. Крах басмачества хоронил и его заветную мечту заглянуть самому, как это сделал в восемнадцатом году генерал Маллесон, под древние курганы Парфии, Багаба-да… А сколько там еще ненайденных кладов парфян, массагетов, дахов… Парфянские ритоны, золотые цепи, буддийские божки, хранившиеся в коллекциях Кейли, – это лишь жалкая толика бесценных сокровищ, скрытых под древними холмами Каракумов…
На лице Кейли мелькнула тень беспокойства: это же явный провал! Скандала не миновать… Сейчас в Лондоне начнут дознаваться: «Кто вербовал этого недорезка Ибрагим-бека? Кто дал ему пищу для излишних разговоров?» Вовек не оправдаешься…
Эмиссар с досадой подумал о Лоуренсе… Этот первый поднимет вопль, Кейли наперед знает, что тот скажет: «Стоило мне уехать, оставить вас одних, как тут же опростоволосились. Вам наплевать на идею “цветного доминиона”. Не вами выстрадана… И все от того, что в ваших жилах, Кейли, не бьется кровь истинного британца, вас не волнует престиж Великобритании…»
Разве Кейли заслуживал такого упрека? Кто лез из кожи ради победы басмаческого движения? Он – Кейли! Он может это доказать где угодно. В сейфах хранились горы шифровок, зафиксировавших все его действия. Разве не он исправно и щедро отправлял в Каракумы, в Бухару, на Памир оружие, боеприпасы, инструктировал главарей крупных басмаческих отрядов, не забывал пристегнуть к ним своих надежных соглядатаев? И к этим приставлял по паре глаз… Так-то оно вернее. В Иране и Афганистане Кейли создал пункты по формированию отрядов из одних курбашей, которые, перейдя советскую границу, становились во главе крупных или мелких отрядов. Когда же стало трудно с пополнением басмаческих отрядов – местные дайхане, скотоводы отказывались идти в ряды басмачества, то Кейли и тут нашел выход – стал посылать подкрепление из афганских и иранских туркмен, сынков тамошних феодалов и купцов.
