Сергей Шведов - Поверженный Рим
– Мы ждем корабли, груженные зерном, из Фессалоники и Карфагена в ближайшие дни, – с готовностью ответил на его вопрос Пордака. – Продовольствия хватит всем.
Сенатор Пордака был настолько любезен, что уступил свой дворец, принадлежавший некогда комиту Федустию, верховному вождю готов. Прочих рексов римские патрикии тоже не обошли вниманием. А рексу Аталаву был от имени римского сената торжественно возвращен дворец, принадлежавший когда-то его матери, благородной матроне Ефимии. Словом, готы, по мнению Пордаки, остались довольны гостеприимством римлян. Чего нельзя было сказать о божественном Аттале, который набросился на сенатора разъяренным медведем, как только они остались наедине. Старый Пордака, решивший по-соседски навестить грозного императора, с коим всегда состоял в приятельских отношениях, сильно удивился реакции обычно сдержанного Аттала на сущую, по его мнению, ерунду. Вместо того чтобы поднести гостю кубок вина, божественный Аттал стал осыпать его упреками и ругательствами. Все-таки власть портит человека. Будучи простым префектом, Аттал ничего подобного в отношении уважаемого сенатора себе не позволял.
– Ты старый сводник, Пордака, – ярился бывший префект. – Ты повинен в падении моей жены.
– Разве она упала? – разыграл удивление сенатор. – По-моему, она вознеслась. Согласись, божественный Аттал, не каждой матроне дано стать императрицей.
– От кого беременна моя жена? – брызнул слюной в сенатора император.
– Извини, божественный Аттал, – развел руками Пордака. – Но я слишком стар, чтобы выслушивать подобные намеки в свой адрес.
– При чем здесь ты?! – взревел ревнивый муж и так тряхнул сенатора за плечо, что тот с трудом удержался на ногах.
– Вот это правильно, – охотно согласился с Атталом Пордака. – Я здесь совершенно ни при чем.
– Но она встречалась с ним в твоем доме!
– Ты имеешь в виду демона? – насторожился сенатор.
– Нет, я имею в виду Валию!
– Быть того не может, – ахнул Пордака. – Но это не моя вина, божественный Аттал. Клянусь! Я, конечно, предоставил свой дом жрице Белинде для проведения религиозных обрядов, но я никак не предполагал, что она будет заниматься там чем-то предосудительным.
– Ты лжешь, сенатор! Ты покажешь мне этот подземный ход! Я хочу все видеть собственными глазами. Ты давно уже предал и Рим, и Христа, и теперь хочешь замарать в предательстве всех нас.
Первым дорожку к дому комита Федустия протоптал рекс Аталав. Для этого он воспользовался водопроводом, построенным двести лет тому назад Александром Севером. Кто указал отчаянному древингу этот путь, Пордака не знал. Но, скорее всего, здесь не обошлось без участия магистра Фронелия, слывшего мятежником еще со времен императора Прокопия. Фронелий, умерший, к слову, совсем недавно, благоволил к сыну Придияра Гаста и матроны Ефимии. Он же подсказал Аталаву, что от водопровода к дому Федустия ведет подземный ход. Пордака же виноват был только в том, что позволил матроне Пульхерии и мошеннице Белинде провести магический обряд в своем доме. Пульхерия же не нашла ничего лучше, как привлечь к своим магическим опытам Галлу Плацидию, питавшую давнюю сердечную слабость к рыжему рексу. Пордака от души смеялся над усилиями трех женщин, пока в один далеко не прекрасный момент их усилия не увенчались успехом. Совершенно голый Аталав вдруг возник из клубов дыма, напущенных Белиндой, напугав до икоты старого сенатора. Галла Плацидия при виде своего любовника упала в обморок. Впрочем, расторопный рекс очень быстро привел ее в чувство, к обоюдному удовольствию. Пордака быстро сообразил, какую пользу может принести и ему, и городу Риму тесное общение с Аталавом, а потому и не стал его разоблачать перед женщинами, вообразившими, что действительно имеют дело с посланцем языческого бога, явившегося на их зов. На беду божественного Аттала, его супруга, благородная Пульхерия, не ограничилась одним сеансом магии, а продолжала взывать к венедскому богу Велесу. И тот, надо отдать должное его доброте, отблагодарил ее за старания явлением еще одного ярмана – рекса Валии, который попал во дворец тем же путем, что и Аталав. Со стороны сенатора Пордаки было бы величайшей глупостью препятствовать варварам в их общении с прекрасными римскими матронами. Наоборот, он воспользовался хорошим настроением Валии, чтобы склонить его к сотрудничеству с империей. И все закончилось бы к всеобщему удовлетворению, если бы не упрямство божественного Гонория. Его глупость уже обошлась Риму в кругленькую сумму, и теперь неизвестно, что еще потребуют готы за свою лояльность. Пордака не исключал, что Валия подастся на уговоры своего ближайшего окружения и объявит себя императором. Что неизбежно приведет к войне и окончательному распаду Римской империи. Ибо ни префекты, ни викарии не согласятся безропотно подчиниться варвару. Какая жалость, что божественный Аттал, человек вроде бы не глупый, не понимает, какая угроза нависла над Римом и чем может обернуться и для него самого, и для римлян ссора с могущественным варваром.
– Ты сошел с ума, божественный Аттал, – покачал головой Пордака. – Дворец Федустия доверху набит готами. Если ты попытаешься проникнуть туда, тебя схватят или убьют. Что тогда будет с Римом, ты об этом подумал? Ты наша последняя надежда.
– Хватит, сенатор, – рыкнул Аттал. – Либо ты покажешь мне дорогу, либо не выйдешь живым из этого дома.
– Ревнивый дурак, – в сердцах воскликнул Пордака. – Пусть будет по-твоему, император. Но учти, с этой минуты я снимаю с себя всякую ответственность за твою жизнь.Глава 9 Федераты
Благородная Пульхерия не считала свою связь с посланцем бога Одина предосудительной. Конечно, она слегка погрешила против Христовой веры, но уже получила отпущение грехов от епископа Иннокентия, посчитавшего, что ради спасения Рима и христианских храмов можно поступиться многим, в том числе и моралью. Пульхерия вняла словам Иннокентия и приготовилась жертвовать собой и далее. Тем более что удовольствие, получаемое во время обряда жертвоприношения, с лихвой компенсировало все неудобства от слухов и сплетен, распространяемых по городу недоброжелателями императрицы. Пульхерия нисколько не сомневалась, что болтливыми римскими матронами движет зависть. Ибо любая из них, не раздумывая, родила бы сына от посланца бога, пусть и языческого. А в божественном происхождении своего избранника Пульхерия нисколько не сомневалась. Ну не мог простой смертный явиться на ее зов во время магического обряда. Такое под силу только ярману, в чьих жилах течет кровь Одина. Даже старый скептик, сенатор Пордака, в конце концов вынужден был это признать. Хотя поначалу он просто смеялся над усилиями Пульхерии и Белинды. Пока что Пульхерию беспокоило только одно – непостоянство рекса Валии, который слишком уж опрометчиво дарил свою любовь первым встречным. К счастью, жрица Изиды Белинда обещала Пульхерии приготовить любовный напиток, который должен был навсегда привязать ветреного рекса к одной-единственной женщине, достойной его любви.
