Александр Дюма - Волонтер девяносто второго года
— Гражданин Ролан! Гражданка Ролан!
Казалось, он так потрясен их визитом, что вот-вот начнет выпытывать у меня, с какой целью те приходили.
Я занял свое место за столом. Молчание гражданина Робеспьера как бы передалось всем; но если я, подобно остальным, и был безмолвен, то вовсе не оставался бездеятельным: беготня по Марсову полю и Парижу пробудила во мне волчий аппетит.
— Сударь, не соизволите ли вы оказать мне еще одну услугу? — после долгого молчания обратился ко мне Робеспьер со своей обычной вежливостью.
— Для меня это будет не только удовольствием и честью, но и долгом, — уверил его я.
— Прекрасно, — сказал он. — На сей раз вам придется пройти всего несколько шагов, а мне не надо будет писать письма. Вы пойдете на улицу Сент-Анн. Слева, если идти вверх по улице в сторону бульвара, находится гостиница «Дю Берри». Там вы спросите молодого человека по фамилии Сен-Жюст. Он проживает на пятом этаже, в номере с окном во двор. Если он у себя, вы приведете его сюда, сказав, что я прошу об этом. Надеюсь, мой дорогой хозяин позволит мне принять его здесь; пока еще этот молодой человек себя ничем не проявил, но скоро станет одним из первых среди нас, если не первым. Если его дома не окажется, тогда сообщите ему свою фамилию и адрес дома, где я обрел таких добрых друзей и благородных защитников, а к фамилии и адресу добавьте: «Срочно, ради дела общественного спасения». Как бы поздно Сен-Жюст ни вернулся, он придет прямо сюда, можете быть уверены.
Я хотел встать из-за стола, но Робеспьер, взяв меня за руку, попросил:
— Заканчивайте ужин. Дело немного подождет, ведь впереди у нас вся ночь.
Тем не менее я поспешил и через пять минут уже шел вверх по улице Сент-Анн.
Гостиница «Дю Берри» находилась между улицами Нёв-де-Пти-Шан и Нёв-Сент-Огюстен. Я спросил у портье о гражданине Сен-Жюсте. Тот посмотрел на доску, где висели ключи постояльцев, и, заметив, что ключей гражданина Сен-Жюста на месте нет, сказал:
— Пятый этаж, номер девятнадцатый, в глубине коридора.
Поднявшись по плохо освещенной лестнице, я отыскал указанный коридор, а в нем № 19. Я постучал. «Войдите!» — послышался в ответ резкий, сильный голос.
Я повернул ключ, вошел в комнату и увидел молодого человека в рубашке с закатанными рукавами; он работал у открытого окна, вычитывая гранки какого-то сочинения в стихах и был настолько поглощен работой, что я смог подойти к нему почти вплотную, а он даже не обернулся.
Странно: хотя на нем была рубашка с закатанными рукавами, а окно было распахнуто из-за сильной жары, он не снял широкого батистового галстука, крепко, словно ошейник, обтягивавшего шею, явно слишком короткую при его высоком росте.
Он правил гранки книги — она называлась (мне удалось прочитать заглавие) «Мои досуги, или Новый орган».
Поглощенность молодого поэта объяснялась тем, что он пытался заменить одну рифму другой. Отыскав нужную рифму, он повернулся ко мне:
— Простите, гражданин, что вам угодно?
— Гражданин Сен-Жюст, меня прислал к вам гражданин Робеспьер, — ответил я.
— Вас?
— Да, он ждет вас и желает немедленно говорить с вами.
— Где же он?
— Если бы вас не было дома, то я должен был оставить вам адрес. Но раз вы здесь, я должен проводить вас к нему.
— Разве он не на улице Сентонж?
— Нет, он совсем близко отсюда, на улице Сент-Оноре.
— У якобинцев?
— О якобинцах говорить не стоит! Якобинского клуба больше не существует: он закрыт!
— Кто посмел сделать это? — спросил он.
— Наемная гвардия. Час тому назад она посмела сделать и еще кое-что.
— Что именно?
— На Марсовом поле расстреляла народ, погибло, должно быть, семьсот или восемьсот человек.
Сен-Жюст издал какой-то хриплый возглас, больше похожий на рычание.
— Как? — спросил я. — Неужели вам, патриоту, другу господина де Робеспьера, ничего не известно о том, что происходит в Париже?
— Я обещал моему книгопродавцу закончить к четвергу вычитку этих гранок и поэтому велел коридорному ничем меня не беспокоить. Завтрак мне приносили в номер, и, как сами видите, вот мой обед, но времени поесть у меня не было. Вчера вечером я узнал от якобинцев, что петицию должны отозвать; я не сомневался: поскольку петиция отозвана, на Марсовом поле что-то произойдет. Теперь нельзя терять ни минуты. Если Робеспьер зовет меня, я готов.
Молодой человек надел безупречной чистоты жилет из белой бумазеи, сюртук из серого репса, прицепил на бок шпагу со стальной рукояткой, надел некое подобие шапокляка (их носили в то время) и произнес всего два слова:
— Ведите меня.
Я пошел впереди, он последовал за мной.
КОММЕНТАРИИ
«Волонтёр девяносто второго года» — книга Дюма, в которой история первых двух лет Великой французской революции излагается так, как она виделась неискушенному, но смышленому деревенскому пареньку. Этот роман был задуман в 1856 г. под названием «Рене из Аргонна» (Аргонн — холмистая возвышенность на востоке Франции, часть которой в междуречье рек Эна и Эр именуется Аргоннским лесом) и предназначался для иллюстрированного издания «Журнал для всех». Однако, начав работу, Дюма изменил свои планы и представил издателю «Соратников Иегу». К своему замыслу Дюма вернулся в конце 1861 г., и роман, названный уже «Волонтёр девяносто второго года», публиковался с 25.04 по 3.10.1862 в еженедельнике «Монте-Кристо», причем в последнем номере было обещано продолжение. С 23.02 по 11.03.1867 в газете «Мушкетер» последовала публикация начала этого же романа, но под названием: «Мемуары волонтёра 92-го года: Рене Бессон».
Роман остался незаконченным (хотя часть связанных с ним замыслов Дюма реализовал в своих более поздних произведениях: «Белые и синие», «Эктор де Сент-Эрмин» и «Таинственный доктор») и отдельным изданием во Франции был выпущен лишь в 1989 (!) г.
Время действия романа относится в основном к 1790 — июлю 1792 гг.
Перевод выполнен с издания, вышедшего под названием: «Рене Бессон, свидетель Революции» («René Besson, un témoin de la Révolution», Paris, François Bourin, 1989).
На русском языке «Волонтёр девяносто второго года» публикуется впервые.
IВолонтёры — то есть добровольцы. Разложение французской армии в результате Революции и угроза войны потребовали усиления вооруженных сил страны, поэтому по решению правительства департаменты в 1791–1792 гг. за свой счет формировали и вооружали так называемые «национальные батальоны волонтёров». С началом военных действий эти подразделения вливались в действующую армию и назывались по имени пославших их департаментов. Их формирование и прибытие в Париж ускорилось осенью 1792 г. в связи с ухудшением военного положения Республики и объявлением отечества в опасности. Однако волонтёрские подразделения себя не оправдали. Число добровольцев, несмотря на неоднократные призывы, было невелико, снаряжение волонтёрских батальонов — плохим, а боевые качества при всем их патриотизме — низкими. Эти обстоятельства, а также полное революционизирование к 1793 г. регулярной армии сделали волонтёров ненужными. Зимой 1792–1793 гг. было принято решение о слиянии волонтёрских и регулярных батальонов в единые полки.
