Бернард Корнуэлл - Король зимы
— Я думала, что безумие подобно смерти, — тихо проговорила Нимуэ, — и что я уже не вырвусь из его лап. Это похоже на то, как будто ты запрятан в глубины своего беспомощного тела и не можешь выбраться оттуда. Но ты верил. Ты смог.
Она умолкла, и вдруг я увидел слезы в ее единственном глазу.
— Не надо, — попросил я, не имея сил слышать все это.
— А иногда, — продолжала Нимуэ, не слушая меня, — я сидела на скале и глядела в море. В этот момент я не чувствовала себя безумной и понимала, что служу какой-то цели.
— Никакой цели и быть не могло, — сердито перебил я.
— Ох, Дерфель, дорогой мой Дерфель, разума в тебе не больше, чем в камне, упавшем со скалы. — Она улыбнулась. — Цель — отыскать список Каледдина, чем и занялся Мерлин. Как же ты не понимаешь? Боги щедры на дары, но и требуют жертв. Безумие — та цена, которую я должна была заплатить за бесценный дар, попавший в руки Мерлина.
Она говорила страстно, вся подалась вперед, а я вдруг почувствовал, как скулы мне раздвигает протяжный, сладостный зевок. Нимуэ заметила мои усилия скрыть усталость.
— Тебе надо поспать, — мягко сказала она.
— Нет, — встрепенулся я.
— Ты спал прошлой ночью?
— Немного.
На самом деле я всю ночь просидел у двери хижины, преодолевая дрему и прислушиваясь к мышиному шороху на тростниковой крыше.
— Тогда отправляйся в постель немедленно, — твердо сказала она, — и оставь меня одну поразмышлять.
Я был таким усталым, что едва мог раздеться, но наконец свалился на папоротниковую подстилку и заснул мертвым сном. Это был действительно глубокий и сильный сон, какой бывает после победного сражения, когда не тревожат кошмары и не мучают видения смертей, кровавых ударов мечей и копий. Я спал крепко, и, когда Нимуэ пришла ко мне посреди ночи, я поначалу думал, что это сон, но, пробудившись, почувствовал прохладную кожу ее прижавшегося ко мне обнаженного тела.
— Все хорошо, Дерфель, — прошептала она, — засыпай. И я опять погрузился в сон, сжимая ее худенькое тело. Нас разбудило прекрасное утро Лугназада. В моей жизни изредка случались мгновения чистого счастья, и это был именно такой день. Бывают времена, когда любовь сливается с жизнью, когда боги желают сделать нас наивными до глупости, и нет ничего слаще наивной простоты Лугназада. Солнечные лучи пробивались сквозь сплетения цветов нашего шалаша, а мы любили друг друга и после горячего слияния играли, как дети, плескались в ручье, а я нырял, пускал пузыри и с радостью слышал беззаботный смех Нимуэ. Между ивами мелькал многоцветный, как радужный сон, зимородок. Кругом было безлюдно, лишь проехали по ту сторону ручья два всадника с соколами на запястьях. Нас они не заметили, потому что мы лежали тихо и видели, как один из охотничьих соколов сбил с ног цаплю, что считается добрым знаком. Весь этот прекрасный день Нимуэ и я провели в любви, но ни словом не обмолвились о будущем. Мы не могли его разделить, ибо судьба наша с Нимуэ была раздельной. Ее будущее шло по тропам богов, а меня боги не наделили этим даром.
Был момент, когда Нимуэ порывалась уйти с этой тропы. Вечером, на исходе Лугназада, когда длинные тени деревьев легли на западные склоны, она лежала, свернувшись в моих руках, под кровлей шалаша и без умолку говорила о том, что могло бы у нас быть. О маленьком домике, клочке земли, о детях и небольшом стаде.
— Мы можем отправиться в Кернов, — мечтательно проговорила она. — Мерлин всегда утверждал, что Кернов — благословенное место. Саксы туда не доберутся.
— Ирландия, — сказал я, — еще дальше.
Я почувствовал, как она, отклонившись от моей груди, покачала головой.
— Ирландия проклята.
— Почему? — спросил я.
— Они владели Сокровищами Британии, — ответила она, — и не уберегли их.
Мне не хотелось сейчас говорить ни о Сокровищах Британии, ни о богах, ни о чем другом, что могло бы испортить ощущение счастья, украсть радость этих мгновений.
— Тогда отправляемся в Кернов, — согласился я.
— Маленький домик, — медленно проговорила она и стала перечислять все, что должно быть в нем: — Кувшины, сковородки, вертела, тонкие ткани для просеивания зерна, кадки из тиса, серпы для жатвы, жнейки, веретено, моталки для пряжи, сеть для ловли лосося, бочка, очаг, кровать.
Интересно, мечтала ли она об этих вещах в той сырой, холодной пещере на Острове?
— И никаких саксов, — продолжала она, — и христиан тоже. Может быть, нам направиться на острова в Западном море? На острова за Керновом? В Лионесс? — Она словно бы ласкала голосом любимое название. — Любить и лениться в Лионессе, — добавила она, рассмеявшись.
— Ты смеешься?
Она лежала некоторое время молча, потом пожала плечами.
— Да, Лионесс — для другой жизни.
Нимуэ вдруг помрачнела, и мне даже померещился в гуще листвы издевательский смешок Мерлина. Мечта угасла, как слабый проблеск солнца в сумрачный день. Мы застыли в неподвижности, созерцая густеющие тени. Два лебедя летели над долиной, устремляясь к высеченному в известняковом склоне холма изображению бога Сукеллоса, повернутого лицом к северу от земли Гиллад. Сэнсам хотел уничтожить этого бесстыдного идола мужской оплодотворяющей силы, но Гвиневера не позволила, хотя и не противилась постройке маленького святилища у подножия этого холма. У меня была тайная мечта, разбогатев, купить эту землю, чтобы остановить христиан, защитить от них прекрасное изображение божества.
— Где Сэнсам? — спросила Нимуэ, которая, казалось, читала мои мысли.
— Он теперь покровитель священного терновника.
— Пусть в него воткнется ядовитый шип, — мстительно процедила Нимуэ. Она вывернулась из моих рук и села, подтягивая одеяло к шее. — У Гундлеуса сегодня помолвка?
— Да.
— Не жить ему, не радовать невесту, — гневно сказала она скорее с надеждой, чем с уверенностью.
— Он будет жить, если Артур не сможет разбить его армию, — тихо проговорил я.
И на следующий день, казалось, растаяли навсегда все надежды на нашу победу. Я готовился к работе в поле. Гкллад вострил серпы и прибивал гвоздями деревянные молотильные цепы к кожаным петлям, когда в Дурноварию прибыл гонец из Дурокобривиса. Из города вести принес Исса, и новости его были ужасными. Элла нарушил договор. Накануне Лугназада орды саксов осадили крепость Герайнта и взяли ее штурмом. Принц Герайнт был мертв, Дурокобривис пал, а младший союзник Думнонии, принц Мериадок из Стронг Гора, бежал, и его владения стали частью Ллогра. Теперь, имея перед собой армию Горфиддида, Артур вынужден был обороняться и от саксов. Думнония была обречена.
Нимуэ с высокомерным презрением отнеслась к моим страхам.
