Ирена Асе - Шпионские игры царя Бориса
— Отойдемте в сторонку, милостивая пани, и я вам кое-что объясню…
По его странному тону Ванда поняла, что вела себя неверно, хотя ей казалось: имеет полное право разговаривать так с легкомысленным юнцом, который делает даме предложение через полчаса после знакомства.
Збигнев Крешеминский безжалостно вывел ее из дома на холод — во двор и, когда они остались одни, свирепо произнес:
— Если на вас, пани, нашло безумие, то подумайте хотя бы о своем любимом дяде! Вы можете отказаться от предложения пана Казимежа, наверное, став единственной в Речи Посполитой женщиной, готовой на такое. Но зачем издеваться над парнем?! А вдруг его род станет врагом вашего рода? Только безумец может наживать столь могущественных врагов!
— Да, каких таких врагов?
— Тоцких!
— Этот Казимеж, что дальний родственник самого пана Тоцкого?!
— Да, это его единственный сын!
— Как сын?! Для чего вы меня обманываете? Сын Тоцкого не может быть рядовым!
— Что значит, не может? Сын Тоцкого может всё! Всё, что захочет, понятно вам! Его отец, имея сто тысяч крепостных хлопов, легко бы мог нанять за свой кошт гусарскую хоругвь и назначить сына полковником. А мог бы нанять армию и сделать его генералом. Но романтичный юноша решил изучить жизнь с низов и самостоятельно выбиться в люди. И кто мог запретить это самому богатому наследнику в Речи Посполитой? Конечно, услужить отцу пана Казимежа желающих немало и офицером молодой человек станет после первого же боя. Но он служит всего месяц, потому пока рядовой.
«Ну, Вандочка, ты сегодня в ударе! Оскорбить самого пана Тоцкого», — издевался внутренний голос.
Стараясь сохранять хладнокровие, Ванда Комарская вернулась в трактир, поклонилась и произнесла:
— Ясновельможный пан Тоцкий, я была пьяна. Нижайше прошу меня простить! Я была неправа.
И сделала реверанс. Юноша посмотрел на нее с обожанием и спросил:
— Вы просите прощения? Говорите, что были неправы? Значит ли это, что самая прекрасная женщина Польши согласна на мое предложение?
«Вот навязался, — подумала Ванда. Она не знала, что и сказать. — Я же люблю Тимофея!». «Вот-вот, — произнес внутренний голос. — Правильно говорил покойный пан Анджей, ты кретинка! Тысячи шляхтянок были бы на твоем месте счастливы, а она нос воротит. Не пора ли повзрослеть и перестать быть идиоткой?».
Ванда растерянно молчала. Казимеж воспрял духом и обрадованно произнес:
— Вы не отказываете мне?
После чего он взял ее за руку и нежно поцеловал кончики пальцев. Прикосновение его губ неожиданно показалось Ванде необычайно приятным. Она стала думать: «В самом деле — богатство, роскошь, любовь! Быть может, это лучше, чем муж холопского рода, которого не пригласят на бал в шляхетский дом?».
Женщина знаком показала ротмистру Крешеминскому, что хочет вновь поговорить с ним. Извинилась перед Казимежем Тоцким, пообещала скоро вернуться. Вышла во двор, на холоде спросила ротмистра:
— Пан Крешеминский, а как отнесется отец к тому, что его сын женится на безродной выскочке? Мне просто не у кого спросить, кроме вас, дядя ведь далеко…
— Так это у них фамильное. Отец Казимежа сам женился на простой шляхтянке, а когда родственники и друзья аристократы стали шептаться за спиной, холодно сказал им:
— Я не безземельный, худородный шляхтич, я — князь Тоцкий и могу позволить себе жениться на ком мне угодно.
— Этот Казимеж так молод…
— Ваша история потрясла его. А в сочетании с вашей красотой заставила потерять голову. Но теперь он ваш. Я слышал, что Тоцкие однолюбы — его отец всю жизнь был верен жене, что удивляет легкомысленных придворных дам. Решайтесь! Я понимаю, что вы испытали немало потрясений, но как будет рад ваш дядя Януш! Поймите, такой шанс дается раз в жизни. Я не стал бы вас уговаривать, если бы ни относился к Янушу Любаньскому, как к брату. Итак, вы согласны?
Ванда растерянно кивнула, что можно было принять за положительный ответ. Но пока они шли обратно в обеденный зал внутренний голос насмешливо сказал молодой женщине: «Вандочка, а ведь один всем хороший муж у тебя уже был, и что?! Заменит ли этот мальчик тебе Тимофея? Спишь ведь не с титулом, не с мешком с деньгами, а с мужчиной».
Пани Ванда села на скамью и жалобно попросила пана Казимежа Тоцкого:
— Дайте мне подумать. Пожалуйста!
Она не понимала в тот момент, что действует, словно опытнейшая охотница на мужчин, что своим сопротивлением не отталкивает молодого князя Тоцкого, а наоборот, лишь кажется ему всё более бесценной и становится потому всё более желанной… Тем более, что вельможный пан влюбился в красавицу-Ванду без памяти уже в тот момент, когда, проходя мимо постоялого двора, увидел ее в окно…
Глава 32. Сватовство разведчика
С некоторой тревогой шел Тимофей Выходец по городу к Францу Ниенштедту. Его беспокоило: «А вдруг мне не продадут рыбу в Риге? Продуктов ведь и в Ливонии не хватает. И зачем я тогда сюда ехал? Не ошибся ли, выбрав именно этот маршрут?»
На Руси, так же как и в Инфлянтах, настали страшные времена. Царь Борис Годунов велел открыть закрома царских амбаров: раздавать хлеб всем голодающим, давать деньги бедным на покупку продовольствия. В отдаленных воеводствах находили запасы зерна и везли в города на продажу. Увы, всё это мало помогало. Царского хлеба на всех, естественно, не хватало, сотни тысяч людей уже погибли от недоедания. Никогда за всю историю на Руси не было столь страшного голода. Как и в Инфлянтах, в Псковском воеводстве были зафиксированы случаи людоедства — от голода некоторые люди просто сходили с ума и совершали чудовищные преступления. Сам Тимофей не голодал — торговец мог покупать для себя хлеб и по цене в 20 раз дороже, чем обычно. Но именно потому, что будучи торговцем, много путешествовал, он понимал каковы масштабы бедствия. И осознавал, что нынешняя его поездка — не просто коммерция, что обоз с селедкой может спасти в Пскове немало жизней. Именно поэтому он очень хотел вернуться с товаром. И в то же время, понимая, что в Ливонии та же ситуация, он отнюдь не был уверен, что ему позволят в Риге купить и, главное, вывезти из Лифляндии рыбу.
От волнения Выходец даже ускорил шаг и, в результате, до богатого дома Франца Ниенштедта добрался быстро. Первая удача: рижский бургомистр оказался на месте. Лакей провел купца в обставленную дорогой мебелью гостиную. Франц Ниенштедт улыбнулся, произнес по-русски:
— Тимотеус, дела потом, сейчас как раз принесут обед. Давайте за едой не говорить о коммерции.
Купец Выходец не стал скрывать своего беспокойства:
