Эли Берте - Шофферы или Оржерская шайка
Ребенком овладела какая-то дурь. Вырвавшись из рук Жака Петивье, перевернувшись несколько раз на месте, он быстро бросился в чащу леса с пронзительным криком:
– Мама, помоги!… Мама, помоги!…
Руж д'Оно, Борн де Жуи, Жак Петивье, находившиеся в это время около него, были все так ошеломлены быстротой его движений, что даже не пошевельнулись.
Бо Франсуа, продолжая рычать как взбешенное животное, бросился догонять беглеца, и оба исчезли в густом лесу.
Как ни был легок страшный атаман, все же не мог он догнать по рвам и кустарникам этого полунагого мальчугана, страх которому приделал крылья. Если бы Фаншетиному сынишке пришло в голову молча спрятаться тут где-нибудь в куще, то хоть на этот вечер он избежал бы гнева Бо Франсуа. Но, как мы уже сказали, головка кружилась у Етрешского мальчугана и, продолжая бежать с неимоверной быстротой, он не переставал кричать своим звучным, пронзительным голоском.
– Мама, помоги!… Мама, помоги!…
Вдруг в лесной глуши раздался выстрел и вслед за ним раздирающий душу вопль; после этого зов прекратился и все смолкло.
На маленькой лужайке, освещенной луною, шагах в ста от главной площади, Бо Франсуа с дымящимся еще пистолетом в руках смотрел на безжизненное тело ребенка, лежавшего у его ног.
Вдруг из соседнего кустарника показалась женщина с растрепанными волосами, в разодранном платье, стремительно бросилась она к атаману и вскрикнула нечеловеческим голосом:
– Франсуа, ты убил своего сына!
И замертво повалилась на окровавленный труп трешского мальчугана.
Вдали слышались звуки скрипки, наигрывавшей удалые песенки.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
I
Рубиновый убор
Всего на расстоянии нескольких лье от Мюэстского леса находился замок Меревиль, стоявший пустым с начала революции. Старое это здание, когда-то жилище радостей и роскоши, много вынесло за последние годы обид, не только от людей, но и от стихий. Ветер перебил стекла в рамах, дождь пробил аспидную кровлю дома; трубы были развалены, флюгера оборваны, стены обрушились.
С другой стороны и соседи, не надеясь более на возвращение старинных владельцев, распоряжались землями и строениями, как собственностью. Один выхлопотал себе в коммуне позволение ставить скот в конюшнях замка, другой складывать хлеб в нижнем этаже дома. Местное управление, во времена директории, хотя и уничтожило некоторую часть этих злоупотреблений, но зло сделало свое дело и от бывшего аристократического поместья остались одни развалины. Каково же было всеобщее удивление, когда мэр коммуны получил сообщение от центральной власти, что земли и замок возвращены вдове и дочери бывшего маркиза де Меревиль.
В первое время никто не поверил этой вести, радовавшей одних, печалившей других; но общее сомнение рассеялось, когда неизвестно из какого угла этого обширного здания вдруг показался на свет Божий старый слуга семейства Меревиль, прятавшийся тут в тяжелые времена и неизвестно чем и как существовавший в ожидании перемен, казавшихся другим невозможными.
Честный, славный старик, несмотря ни на какую опасность, тайно поддерживавший переписку с маркизой, теперь снова явился в старинной ливрее маркизов де Меревиль, прошелся по деревне, подтвердил новость, рассказал, что сам тоже получил приказание насчет скорого возвращения своих господ, которые вернутся богаче, чем были прежде. Погрозив одним, обещав свою протекцию другим, старик кончил тем, что в честь такого важного происшествия напился пьян на счет будущих благ, в одном из кабачков селения.
Более важным происшествием, чем сказки гражданина Контуа (так звали старого служителя), был внезапный приезд в Меревиль Даниэля Ладранжа, через два дня после сообщения, полученного муниципальной властью. В стране все хорошо знали Даниэля, а занимаемый им в настоящее время важный пост придавал еще больше важности его приезду.
Предъявив мэру полномочия, полученные им от тетки, он явился в замок, где старик Контуа, плача от радости, показал ему до малейшей подробности все уцелевшее от старинного помещения. Немало огорчил Даниэля вид разрушения, так как он хорошо понимал, сколько времени и денег нужно, чтобы привести тут все в надлежащий порядок. Несмотря на это, руководясь инструкциями тетки, он объявил, что намерен немедленно же начать перестройки, и действительно благодаря его деятельности на другой же день архитекторы и работники были уже за делом; работали день и ночь, чтобы ускорить возможность дамам возвратиться в свои владения.
Читатель, конечно, угадал причину такой торопливости. Благодаря влиянию своего племянника, маркиза, получив, наконец, обратно свое имение, сгорала от нетерпения переселиться в замок, где прожила так счастливо столько лет.
Говорили, что месяца будет достаточно для окончания самых необходимых работ, но маркиза не выдержала и этого срока; узнав, что одна из комнат почти готова и почти что меблирована, она, взяв почтовую карету, никем не ожидаемая, внезапно явилась в Меревиль с Марией и Даниэлем. Замок свой она нашла весь загроможденным снаружи и внутри целым лесом подставок и подмостков, которые, по-видимому, еще долго должны были делать его неприступным, а потому и приезд ее оказался совершенно преждевременным; привыкшие к комфорту, мать с дочерью осуждены были терпеть много лишений в предстоящую зиму, заявлявшую себя холодами; но в своей радости маркиза мирилась со всеми неудобствами. В стенах парка были большие прогалины, так что ничто не защищало жителей замка ни от зверей, ни от бродяг; следовало, по словам ее, завалить эти проломы на зиму бревнами, сучьями и терновником. Комнаты были сыры, надо было заготовить больше дров, чтобы постоянно поддерживать везде огонь и таким образом защищаться от сырости и холода. Мебель была испорчена, переломана. Контуа, ставший теперь деятельным управителем, обещал помочь и этому горю.
Мария, счастливая радостью своей матери и в свою очередь очень довольная тем, что вернулась в дом, где родилась, решилась, по-видимому, не замечать всех неудобств этого помещения; зато молоденькая Жанета, последовавшая и сюда за своими госпожами, не так-то легко мирилась с этим положением; она беспрестанно жаловалась и по несколько раз в день весь дом оглашался их спорами с метрдотелем Контуа, находившим, конечно, все прекрасным в этом наилучшем в мире замке.
Даниэль со своей стороны хорошо видел все неудобства, грозившие его родственницам, и насколько мог старался устранять те, которые было можно. Хотя служба и удерживала его постоянно в Шартре, но все же иногда, освободясь на несколько часов, он верхом приезжал навестить дам и проследить за ходом работ. У молодого человека были особые причины не очень осуждать тетку за ее торопливость.
