Надежда Остроменцкая - Ветеран Цезаря
Булл хлопнул Цезаря по плечу:
— Я сразу понял, что ты разумный малый. Оставайся у нас хоть всю жизнь!
— Вряд ли тебе это понравится, — ответил Цезарь, сбрасывая его руку со своего плеча, — у меня дурной характер. А теперь позовём моих друзей. Мы условились, что я помашу им плащом.
Не обращая на нас внимания, словно он тут был один, Цезарь подошёл к борту, снял ярко-синий дорожный плащ и стал махать своему кораблю.
Так вошёл в мою жизнь Гай Юлий Цезарь. Хотя впоследствии я не часто встречал его, но думал о нём постоянно и стремился увидеть его. А чего очень желаешь, того почти всегда достигаешь, хотя порою и не на радость себе.
Получив указания, где, у кого и сколько можно взять взаймы для выкупа, спутники Цезаря отплыли, а он остался на корабле с одним рабом, двумя тюками и высокой круглой корзиной, подобной тем, что стояли у нас в библиотеке. Несколько мгновений он следил за удаляющимся парусом, потом, круто повернувшись, приказал пиратам помочь его рабу оттащить тюки под навес на носу корабля. Помню, меня поразило, что он ни капли не сомневался в повиновении кровожадных киликийцев, словно это были не разбойники, а его собственные слуги. И действительно, несколько человек, и я в том числе, подхватили тюки, а Булл, снисходительно улыбаясь, пошёл сзади, будто желал посмотреть, до чего дойдёт бесцеремонность этого патриция.
Цезарь как у себя дома шагал по палубе пиратского корабля. Под навесом, где в непогоду укрывался дозорный, он приказал распаковать один из тюков и раскинуть вынутую из него палатку. Услышав это распоряжение, Булл хлопнул себя по ляжкам, и Цезарь оглянулся, будто впервые заметил его присутствие.
— У меня слабое здоровье, — небрежно пояснил он, — и я предпочитаю спать на свежем воздухе, а не душиться с вами под палубой.
Сизый Нос широко повёл рукою:
— Располагайся где хочешь. Ты платишь за свои прихоти такие большие деньги…
Не дослушав его, Цезарь повернулся к нам, хлопотавшим над его вещами, и стал распоряжаться устройством своего жилья. Вскоре на носу нашего корабля раскинулась палатка, словно мы отправлялись на увеселительную прогулку. Из другого тюка мы достали складную кровать и такой же столик. Я распаковал высокую корзину. Как я и думал, в ней оказались книги. С волнением, какое, наверное, ощущает голодный при виде хлеба, я принялся перебирать футляры верхних свитков, прочитывая их названия, выписанные на титульных дощечках. Цезарь коснулся моего плеча:
— Ты сын предводителя этих разбойников?
Вспыхнув от обиды, я распушился, как петушок, готовый ринуться в бой. К счастью, Булл не обратил на это внимания.
— Что ты! — сказал он с шутовской важностью. — Это римский всадник Луций Сестий Гавий, пожелавший сделаться пиратом. Он ещё обучается нашему ремеслу, а пока занимает должность помощника повара.
Прищурив один глаз, Цезарь внимательно посмотрел на меня и обернулся к Сизому Носу:
— А твоё имя, малопочтенный глава пиратов?
— Булл, — ухмыляясь, ответил наш начальник.
Остальные пираты, не дожидаясь вопросов, отталкивая друг друга и выскакивая вперёд, стали выкрикивать свои имена, словно играющие мальчишки. Видно, не одного меня покорил наш пленник — все старались обратить на себя его внимание.
— Ну, проверим, запомнил ли я вас. — И Цезарь, указывая на одного за другим, назвал каждого по имени, ни разу не ошибившись.
Поражённые разбойники ахали. Желая ослабить впечатление, Булл пожал плечами:
— Ничего необыкновенного! Видно, ты каждый день работаешь головой, — он небрежно указал большим пальцем на корзину с книгами, — вот и развил память. А мы, — Булл потряс кулаком, — вот что каждый день упражняем. Уж тут тебе за нами не угнаться! Ишь какие у тебя руки: нежные, белые. Смотреть противно.
Цезарь поглядел на свою руку:
— Белая, да. Но не нежная! Просто чистая. Хочешь испытать её силу?
Я мысленно вознёс молитву богам, чтобы они удержали пленника от хвастовства: он казался таким хрупким и болезненным рядом с раздавшимся вширь пиратом.
Булл принял вызов. И вот он и Цезарь, выставив каждый правую ногу, как делали это мальчики у нас в школе, сцепили руки и оба стали нажимать на ладонь противника, стараясь сдвинуть его с места.
— Считайте! — крикнул Булл. — Клянусь, и до десяти не сосчитаете, как я его опрокину.
Гана начал считать. Пираты были уверены в победе толстого Булла и, столпившись вокруг, посмеивались над худощавым патрицием. Я напряг мышцы, мысленно помогая Цезарю. Гана сосчитал до десяти… до пятнадцати… Цезарь не шелохнулся. Шуточки утихли. Разбойники затаили дыхание. На счёте «тридцать» Булл с шумом выдохнул воздух:
— Фу-у… Довольно. Вот так Геркулес!
Пираты рукоплескали, выкрикивая:
— А на вид как девушка!
— Щуплый!
— Вид неважный.
— Зато на деле атлет!
— Да здравствует атлет Юлий Цезарь!
— Прекратите! — сердито вздёрнул голову Цезарь. — Я не гладиатор.
— Но рука у тебя, как у гладиатора, — с уважением сказал Булл. — Подумайте: я не мог с ним справиться!
— Ты просто разжирел, — начал было Цезарь, но вдруг умолк и, вскинув брови, уставился на лысую голову, высунувшуюся из-под палубы. — А это что за явление?
— Выползай, — приказал Булл. — Наш гость хочет на тебя посмотреть.
Аникат выбрался на палубу и, глупо улыбаясь, остановился перед Цезарем.
— Не знаю, что во мне интересного… Смотри, если хочешь.
— Повар? — отступил Цезарь. — Действительно повар, а не мусорщик?
— Ну, знаешь… — Подыскивая достойный ответ дерзкому и машинально почёсывая живот, Аникат сердито уставился на Цезаря.
Пираты хохотали, выкрикивая:
— Верно, верно!.. Он мусорщик!
— Он животом грязь на кухне собирает!
— А лысина!.. Гляди, сколько на ней сала!
— Весь жир, что своровал, на лысине выступил!..
— А ну вас! — Аникат добродушно махнул рукой и обратился к Цезарю: — Ну, насмотрелся на меня? Можно идти?
Кивком отпустив Аниката, Цезарь брезгливо поморщился:
— Вряд ли я теперь захочу есть. И зачем только вы мне его показали?
Поднявшись на цыпочки, я прошептал в ухо Булла просьбу… Он подтолкнул меня к Цезарю:
— Вот этот всадник желает собственноручно готовить тебе обед.
— Луций? — Цезарь снова пытливо заглянул мне в глаза, будто хотел разгадать, как я тут очутился, но вслух сказал только: — Из рук такого красивого отрока еда вдвое вкуснее.
Покраснев от радости и боясь выдать своё чувство, я спрятался за широкую спину Ганы. Никто не обратил на меня внимания. Булл приказал немедленно отправляться на кухню и готовить обед «гостю». Я со всех ног бросился выполнять это приказание, радуясь, что на сегодня военные занятия отменены.
