Улыбка гения - Софронов Вячеслав
С тех пор они с Агнессой встречались почти каждую ночь. Слава о неистовом русском прокатилась по всему городку, и заметившие его издали почтенные господа спешили перейти на другую сторону улицы, дабы избежать встречи.
Однако через какое-то время Дмитрий стал замечать, что его подруга начала заметно поправляться. А потом явственно обозначился животик. Она объявила, что беременна. Отрицать было просто невозможно.
И вот однажды она неожиданно пропала. Никто не мог знать, где она. Все же Менделееву удалось выяснить у хозяйки дома, что подобное случалось и раньше. Она просто уехала, не сказав никому, куда именно.
Уже на другой день Менделеев приступил к поискам беременной подруги и через несколько дней поездок по Германии обнаружил ее в заштатном кабачке, наполненном подозрительными, к тому же сильно пьяными личностями. Она пела, а в ответ неслась грязная брань и угрозы.
Дмитрий молча подошел к ней, взял за руку и увел к ожидавшему его экипажу, увез обратно в Гейдельберг. Там Агнесса родила дочь и назвала ее Розамундой. Отцом был объявлен Дмитрий Менделеев. Он, хоть и сомневался в своем отцовстве, возражать особо не стал.
А через какой-то срок Агнесса потребовала от него выплату алиментов. Он согласился и на это. Но Агнесса требовала от него оплату за квартиру, где проживала, денег для покупки своих нарядов. В результате он погряз в долгах, занимая деньги у друзей. Уже вернувшись в Россию, он выплатил положенные алименты, но, когда его дочь достигла совершеннолетия, Агнесса требовала денег якобы на воспитание дочери. И тогда Менделеев не вытерпел и отказал бывшей подруге. Вот только свою так называемую дочь он больше не видел. Агнесса на каждое ответное письмо с приглашением дочери в Россию находила предлог для отказа.
Чтоб реже бывать у Агнессы, он свел знакомство с живущим в Германии семейством Пассеков. В их салоне явственно ощущалось душевное равновесие и спокойствие. Их сближал еще и тот факт, что муж и сын Пассеки находились долгое время в ссылке в Тобольске. Именно у них Дмитрий Иванович одно время проводил свободные вечера.
Шло время, его живая и деятельная натура требовала активной деятельности. Сам того не особо, желая, Менделеев стал инициатором проведения первого в мире химического конгресса и вошел в состав его устроителей. На первый съезд съехалось около ста сорока человек, и со всеми ними он завел дружеские знакомства, которые затем поддерживал до конца жизни.
Меж тем в русской студенческой колонии вызревало недовольство по отношению ко всему немецкому. Насмешки раздражали местное начальство. Сам Менделеев подобное отношение не поддерживал, говорил, что здесь хорошо и свободно работается, не существует никаких ограничений, как это принято в России, имеется масса мастеров, которым можно заказать изготовить любое оборудование, в то время как на родине таких умельцев не найти ни за какие деньги. Он обратился в университет о возможности продления заграничной командировки, но ему отказали. Может, именно потому в день отъезда русское землячество устроило Дмитрию Ивановичу бурные проводы.
А вот чего он совсем не ожидал, так это встретить препятствие со стороны одного местного предпринимателя буквально перед самым отъездом. Неожиданно к нему на квартиру явились двое верзил, заявивших, что они представители Альфреда Крупберга. Далее они потребовали от Менделеева отправиться на встречу с их боссом, который, видите ли, непременно желает о чем-то там с ним поговорить. Менделееву не оставалось ничего другого, как подчиниться. Его отвезли к боссу в особняк. Там через переводчика промышленник предложил ему служить у него и назвал сумму заработка, который русский химик будет получать. Цифра была баснословна, что Дмитрия особо насторожило. Не то чтоб он не верил. Но понимал, за такие деньги с него спросят даже не втройне, а в несколько крат больше, чем он сможет сделать. И потому поспешил отказаться. Меж тем он поинтересовался, чем должен будет заниматься, но получил уклончивый ответ. Босс добавил: обо всем ему объяснят позже. Соблюдая осторожность, он обещал подумать. Босс не торопил, но предупредил: об отъезде в Россию Дмитрий пусть даже не мечтает. Предприняты меры, благодаря которым ему не дадут пересечь границу.
Это насторожило Дмитрия, но все же он стоял на своем и просил подумать до и завтрашнего дня, после чего был отпущен, и сразу поспешил к себе на квартиру. Там его поджидал Александр Бородин, пришедший недавно к нему и обеспокоенный тем, что хозяина нет на месте.
Менделеев рассказал ему о причине своего отсутствия и сделанном ему предложении самим Крупбергом, от которого он поспешил отказаться.
— И как ты собираешься поступить? — спросил его Бородин.
— Я почти сразу отказался, но меня предупредили, что из Германии не выпустят. Наверняка будут ждать на границе.
— Плохо дело, — несколько раз повторил Бородин. — Может, обратиться к властям?
— Вряд ли они помогут. Мне кажется, у этого промышленника везде связи, и вряд ли кто осмелится ему перечить. Тем более из-за какого-то нищего русского студента.
— Тогда нужно срочно бежать. Наши тебя точно немцам не выдадут.
— Вот об этом и думаю. Следует найти такой костюм, в котором меня никто не узнает, но всюду пропустят.
Бородин чуть подумал и заявил:
— Лучше всего для этого подходит ряса священника.
— Вот только где ее взять, — озадаченно произнес Менделеев.
— У священника, — засмеялся его друг.
— Точно. Но, кажется, я знаю, как следует поступить.
Тут он вспомнил об офицере, с которым когда-то у него не состоялась дуэль. Тот как-то сообщил, что поблизости от него живет русский священник. Дмитрий назвал Бородину адрес офицера, и тот ушел. Вскоре он вернулся, неся под мышкой старую потертую и заштопанную во многих местах рясу православного священника.
— Можешь ее не возвращать. Узнав, в чем дело, батюшка согласился помочь земляку, вынес рясу, извинился, что она старая и дырявая. И вот еще что пожертвовал, — С этими словами он вытащил из своего кармана погнутый медный наперсный крест.
Дмитрий принял крест и тут же подумал, что его покойная матушка вряд ли бы одобрила такой его поступок. Но делать было нечего, и мысленно он пообещал ей пойти по возвращении на родину в церковь и там исповедаться. Зная, что химическое оборудование, находящееся у него на квартире, вести с собой будет затруднительно, поручил Бородину отправить его почтой или следующим поездом. Тот клятвенно пообещал, и на этом они расстались.
Ранним утром он, переодевшись священником, с крестом на груди, вышел из дома. Огляделся. Никто его не ожидал, и торопливым шагом отправился на станцию. Поезд уже прибыл и стоял под парами. И тут он увидел двоих верзил, один из которых побывал у него дома без всякого на то приглашения. Дмитрий наклонил голову и отвернулся в сторону. Прошел мимо них незамеченным.
Но едва состав тронулся, как вновь возникли те самые громилы, идущие по поезду. Они явно искали именно его. Он, не долго думая, опустился на колени и принялся горячо молиться. Громилы презрительно отвернулись и прошли мимо, не заметив его. А вот когда поезд прибыл на границу, переправляться через которую следовало пешком, он вновь увидел тех самых громил, стоящих и мирно беседующих с немецкими пограничниками. К ним он решил не идти. Рядом была широкая река, название которой Дмитрий не знал. Вот на берег ее он и направился.
Там, дождавшись темноты, снял с себя одежду и вошел воду. Пограничники этого не заметили. Он потихоньку плыл и радовался, что ему удалось вырваться из лап людей промышленника Крупберга. Когда до берега оставалось совсем чуть, он заметил плывущее рядом существо, напомнившее ему русалку. Но он не придал этому значения и решил, что это, скорее всего, какая-то неизвестная ему крупная рыба. Добравшись до берега, он вновь надел рясу священника, поскольку другой одежды у него просто особой не было. Вот в таком виде он и появился в Петербурге на кафедре университета.
Глава пятая
…В университете его место оказалось занятым, и он остался без возможности найти себе должность в одном из столичных учебных заведений. Тогда он решился поступить на службу в какое-нибудь столичное министерство, но, проведя в стенах казенного учреждения почти день, вышел, брезгливо плюясь, и язвительно заявил:
