Тайна Моря - Стокер Брэм
Возможно, самая интересная и развитая сторона романа — политическая. Неспроста можно встретить такие определения «Тайны Моря», как политический триллер и — более специализированное понятие из работ английских критиков 1990-х годов — «имперская готика», то есть литература, восхваляющая Британскую империю, колониализм, расизм и прочие славные культурные устои западного мира из-за опасений перед тем, что цивилизацию легко потерять перед угрозой наступления дикарей. Стокер считается одним из основных авторов в этом узком направлении наравне с Редьярдом Киплингом. Собственно, наш герой в «Тайне Моря» даже цитирует популярное тогда стихотворение Альфреда Теннисона «Локсли-холл», где буквально есть строчка «лучше пятьдесят лет Европы, чем целая эпоха Китая».
И тут, кстати, стоит сделать оговорку: разумеется, подобные имперские и шовинистские взгляды во многом были в духе времени, но не стоит забывать и о том, что придерживались их не все. В конце концов, если брать ту же влиятельную британскую фантастику, то примерно тогда же публиковались политические высказывания социалиста Герберта Уэллса (например, «Когда Спящий проснется» в 1899 году), который в итоге пришел к социалистическим утопиям.
Но если говорить конкретно о «Тайне Моря», то в первую очередь здесь, что неудивительно, достается черному — среди всех разбойников это самый гнусный персонаж: «угольно-черный негр, облика премерзкого и отталкивающего». Менее очевидный выбор для объекта расизма — персонаж дон де Эскобан, испанец, чьему роду доверили хранить то самое сокровище еще во времена Англо-испанской войны (1585–1604). Чтобы прояснить, почему в этом романе вдруг достается испанцам — и как это неожиданно связано с Ирландией, — надо обратиться к истории.
В 1534 году по инициативе короля Генриха VIII провели Реформацию церкви, и образовалась Церковь Англии с королем во главе — чтобы не подчиняться Римско-католической церкви под управлением папы римского (здесь же обычно звучит история о том, что Генрих хотел развестись со своей женой Екатериной Арагонской и жениться на Анне Болейн, а папа римский, желая сохранить хорошие отношения с Испанией, согласия не дал; хотя, разумеется, причин для Реформации больше, и важнее здесь сохранение национальных интересов). В дальнейшем католики не раз пытались вернуть Англию в лоно Ватикана, и наконец в 1570 году Пий V отлучил от церкви королеву Елизавету, а та, в свою очередь, ввела карательные законы против католиков (о чем в «Тайне Моря» упоминается в горячей перепалке испанца с главным героем). Только в 1829 году был принят Билль об эмансипации католиков, снявший многие ограничения, а в 1850 году Пий IX восстановил в Англии и Уэльсе католическую иерархию.
Но среди прочих римо-католиками остались и испанцы — и большая часть населения Ирландии, что на протяжении веков подливала масла в ожесточенную борьбу Ирландии против английского угнетения. При этом сам Стокер, хоть и называл себя ирландцем, воспитывался в протестантской традиции и в основном жил в Лондоне (пожалуй, не так и удивительно, что во всем его творчестве действие романа только раз происходит в Ирландии — в раннем «Змеином перевале»).
Исходя из этого, некоторые исследователи предполагают, что Стокер дает в «Тайне Моря» своеобразное решение конфликта этих ветвей католицизма — а значит, подспудно и решение конфликта его родной Ирландии с Англией. Стокер назначает общим врагом для испанца, англичанина и американки своеобразного другого — зверского дикаря, которого герой убивает совершенно безжалостно: «Пусть между нами была вся вражда, какую только могут породить раса, страх и злодеяние, но его убийство доставило мне слишком невыразимую радость. И оно останется для меня бешеным удовольствием до самой смерти».
Сложно сказать, действительно ли Стокер имел в виду такое решение, учитывая, что главный герой и о самом испанце походя отзывается так: «Некогда Испания находилась в руках мавров, и теперь в благороднейших из старых семей течет черная кровь. В Испании это не считается пятном позора, как на Западе. Эта древняя дьявольщина, от которой происходят дикарство и худу, так и блеснула в [его] сумрачной улыбке воплощенной мятежной решимости». И учитывая, что персонаж испанец — с его до смешного гиперболизированным чувством долга и выспренними речами из прошлых веков — вполне может оказаться тропом в духе «Романа в Сицилии» (1790) родительницы готического романа Анны Радклиф, явно повлиявшего на «Тайну Моря» (в нем тоже рассказывается о древних кладах в морских пещерах). Но так или иначе, бесспорно то, что религиозная тема и ее связь с Ирландией всегда занимали важное место в творчестве Стокера, и их можно разглядеть даже там, где порой о самой Ирландии нет ни слова.
Действие «Тайны Моря» разворачивается на фоне Испано-американской войны 1898 года. Книга вышла в 1902 году, так что Стокер писал по горячим следам — практически Том Клэнси своего времени. Вторая половина романа посвящена не столько призрачным материям (или, скорее, «имматериям»), сколько ожесточенным политическим перепалкам и борьбе с диверсионными группами; пожалуй, вновь не совсем то, чего ждешь от Стокера (хотя и это не сравнится со внезапной лекцией по юриспруденции на тему найденных кладов, которую герой дает в середине романа).
Испано-американская война стала завершением войны Кубы за независимость (1895–1898). На тот момент Испанской империи принадлежали территории в разных частях света, но она теряла прежние силы и обеднела — на что, опять же, указывает и сам Стокер как абсурдно устаревшим портретом испанского дона, так и прямым текстом: «Правительство Испании отчаянно нуждается в деньгах… Ваш король — ребенок, его регент — женщина».
А США, в свою очередь, давно присматривались к Карибскому морю, и в XIX веке не раз заходили разговоры (в основном со стороны политиков южных штатов, планировавших сделать из Кубы очередной рабовладельческий штат) о покупке или сразу покорении острова. Дальше разговоров дело не заходило, но теперь ситуация накалилась: на острове шла война за независимость, кубинские повстанцы обратились к США за помощью. Что самое ужасное — подверглись угрозе американские коммерческие интересы, а тут еще и повод подходящий подвернулся: гибель военного корабля «Мэн» с экипажем (по одной из версий, он мог затонуть и от взрыва пороха в трюме, хотя, скорее всего, натолкнулся на испанскую мину). За это ухватились газеты — в тот же период зародилось такое явление, как желтая пресса, когда в жесткой конкуренции за аудиторию газеты не брезговали ничем и злоупотребляли сенсационностью. Тогда же газетный магнат Уильям Херст якобы заявил своему журналисту в ответ на то, что писать там не о чем: «Обеспечьте рисунки, а я обеспечу войну»; фраза апокрифическая, но Херст и его главный конкурент Пулитцер (тот самый, что учредил премию своего имени) действительно как искажали реальные события, так и порой откровенно выдумывали, вплоть до имен и дат.
И если газетная шумиха и не стала настоящим поводом для вступления США в войну, то явно распалила граждан, а их участие сыграло большую роль. Дело в том, что один только испанский гарнизон на Кубе превышал размерами все военные силы США. Но благодаря пропаганде в армию явилось множество добровольцев, и один из самых известных примеров — добровольный полк «Мужественные всадники», представлявший срез общества: ковбои, индейцы, спортсмены, полицейские, студенты Лиги плюща. Заместителем командира полка стал Теодор Рузвельт. Благодаря многочисленным связям он даже вооружил своих людей лучше регулярной армии, а также прославлял в прессе собственное участие в боях, что потом и помогло ему стать президентом. (И в те же времена появился знаменитый коктейль «Куба либре» — «Свободная Куба», чье происхождение связывают с «Мужественными стрелками» — по легенде, они поднимали коктейль с таким тостом в честь местных повстанцев.)
Все это находит отражение в романе: Марджори Анита, возмущенная гибелью «Мэна» и историями о жестокости испанцев, добровольно купила военный корабль в помощь Штатам и сама набрала для него экипаж — прямо как Рузвельт. Поэтому за ней, таким важным символом американского патриотизма, и охотятся похитители — и поэтому она с такой ненавистью относится к испанцу дону де Эскобану, обвиняя его страну в угнетении кубинцев — и в создании концлагерей, где погибло около десяти процентов населения. (А это, кстати, в самом деле одно из первых применений такой практики в истории; еще один случай — за самими британцами, всего через пару лет, в ходе очередной колониальной войны — Англо-бурской (1899–1902), когда в лагерях тоже погибло около десяти процентов населения буров. Нам, впрочем, остается только вообразить возможное возмущение Марджори из-за Британии, действующей испанскими методами.)
