Ян Гийу - Путь в Иерусалим
Рождественская заутреня в церкви Хусабю в год Божией милости 1166 останется в памяти людей. Все были согласны в том, что прекраснее пения Господу никогда прежде не слышали в этом храме. И ни разу на праздничной службе никто не почувствовал ту усталость, которая обычно одолевала долго стоявших на каменном полу.
Глаз радовало то, что этот юный Фолькунг в синем плаще, с белокурыми волосами, стоял рядом с рыжеволосой дочерью Альгота из рода Поля, разодетой в шелка зеленого родового цвета, и они вместе радостно пели гимны, так что все могли видеть, что Господь уготовал их друг другу. Даже если присутствующие здесь их отцы не замечали очевидного, то многие на пиру в Хусабю охотно открыли бы им эту истину. Ибо все также знали, что речь — не о серебре или какой-нибудь выгоде, так как у Альгота сына Поля дела идут плохо. Словно сам Господь наш Христос обратился ко всему приходу, позволив небесным голосам этих юноши и девушки нести радостную весть о Рождестве Христовом, о примиряющей силе любви, о том, что любовь одолевает зло и что любовь друг к другу сильна: это видели и слышали все на рождественской заутрене.
Конечно же, Альгот сын Поля видел это, как и другие, стоявшие гораздо дальше него в церкви. Будучи королевским наместником в усадьбе, он стоял в переднем ряду, рядом с лагманом Карле сыном Эскиля и господином Магнусом. И то, что видел он и все остальные, разумеется, вселяло в него надежду. Однако по опыту он знал, что с господином Магнусом и его сыном Эскилем вести дела непросто, тем более теперь, когда все только и говорят о младшем сыне Арне, который стал близким другом Кнута сына Эрика, по слухам — будущего короля страны. Так что вполне могло оказаться, что пылающая надежда очень скоро превратится в пепел, едва они заговорят об этом деле. Может, обитатели Арнеса строят большие планы на более выгодный брак; может, они хотят упрочить связи между родами Фолькунгов и Эрика, а может, подумывают о какой-нибудь дочери норвежского короля. Мечты Сесилии и Арна, словно птицы, летали и пели высоко в небе, но это вовсе не означало, что им действительно суждено сбыться.
Итак, Альгот сын Поля ощущал в себе то надежду, то отчаяние, обдумывая все мыслимые и немыслимые возможности. И еще он испытывал страх перед предстоящим пиром, ибо это все равно что сжечь за собой все корабли на берегу, как делали их предки, согласно сагам, когда не было возврата назад. Так и для Альгота возврата теперь не было.
Его обязанности наместника в королевской усадьбе заключались в том, чтобы следить за порядком; король мог приехать сюда когда пожелает, с какой угодно свитой, и их всех надо было кормить. В любой момент усадьба должна быть готова к пышному пиру.
И если сам король, Карл сын Сверкера, послал бы гонцов с сообщением, что он и его свита едут на Рождество в Хусабю, как это делалось множество раз, то все должно было быть приготовлено как следует. Но неразумно забывать и о том, что произошло с отцом короля, Сверкером Старым, как раз по дороге на рождественскую мессу. Да, Западный Геталанд теперь не самое безопасное место для людей из рода Сверкера.
Вместо этого пришла весть, что Фолькунги, во главе с лагманом и господами из Арнеса, с большой дружиной, будут праздновать Рождество в Хусабю, словно они уже получили королевские права. Отказать им было бы глупо, особенно если привести одну-единственную причину: королевская усадьба принадлежит не Фолькунгам, а Карлу сыну Сверкера. Высказать эту истину — все равно что пойти на верную смерть.
Но согласие Альгота сына Поля тоже могло оказаться равносильным смерти. Конечно, стояла зима и выпало много снега, так что королевское войско сможет добраться сюда не раньше весны, да и то сомнительно. Но даже если его войско дойдет и одержит победу, как объяснить, что враг вытеснил короля из его собственной усадьбы? Единственное, на что уповал Альгот сын Поля, так это на то, что к весне Фолькунги и их родичи сами уже победят короля. Иначе, пожалуй, жить Альготу останется недолго. Обо всех этих трудностях он ни словом не обмолвился с дочерью Сесилией, он и представить себе не мог, что она своей девичьей головкой сообразит, что происходит.
Тем не менее пир удался на славу. Поначалу, правда, Альгот сын Поля чувствовал себя словно зажатым между двумя щитами, сев на почетное сиденье между лагманом Карле и тремя знатными Фолькунгами из Арнеса, которые сидели соответственно своему положению. Было несложно догадаться, о чем они думают, нахально поедая королевские запасы и расположившись, словно у себя дома. Они даже не стеснялись громко отпускать шутки по этому поводу и время от времени пили за короля, смеясь при этом все оглушительнее.
У Сесилии и Арна не было никакой возможности поговорить на этом пиру. Они лишь обменивались взглядами, сидя в нескольких шагах друг от друга. Но такой способ общения был весьма заметным: казалось, будто в зале звучали колокола.
Магнус и Эскиль вскоре смекнули, что перед ними возникают трудности, но, пошептавшись, они договорились, что сейчас не место и не время толковать об этом деле — ни с Арном, ни между собой.
После рождественского пира в Хусабю Фолькунги со своей дружиной поскакали на юг, в Эриксберг, — погостить несколько дней у Юара сына Едварда, Кнута сына Эрика и их родичей.
Их ждало обильное угощение, и потом они, усталые, вернулись в Арнес. Но тут к ним опять нагрянул Кнут сын Эрика со своими буйными норвежскими дружинниками, вооруженными так, словно речь шла не только об охоте на волков в Тиведене. Хотя именно охота была как будто причиной их приезда.
Погода явно не подходила для охоты, и казалось, это вполне устраивало Кнута сына Эрика, ибо ему о многом надо было поговорить с Фолькунгами. Он хотел обсудить с Эскилем, какими делами ему, будущему королю свеев и гетов, стоит заняться, и Эскиль дал ему разные советы. Прежде всего сын Магнуса считал, что тот, кто правит и Свеаландом, и Восточным Геталандом, обязательно должен вести дела с Саксонией и Любеком, причем больше, чем прежде. Раньше недооценивалось значение Балтийского моря, будто бы оно кончалось там, где после смоландских лесов начиналась Дания. Но морская торговля могла бы стать очень выгодной, если удастся вести ее мирно и заключить договор с любекцами. Надо чеканить и новую королевскую монету, ведь прошло уже то время, когда заморские товары выменивали на мех куницы. Затем следует проложить торговый путь между Норвегией и восточными землями страны, который шел бы из Ледесе, через Венерн, в земли Арнеса и потом Веттерн. Эскиль прежде всего считал, что по этому пути можно с большой выгодой для себя вывозить с Лофотенов вяленую рыбу. Там ее можно купить за бесценок, а продать здесь — с прибылью.
