Павел Береговой - Корсары по крови
Здесь он взял перо, перевернул бумажный лист дневника, а вместе с ним и всю предыдущую историю своей жизни. И на обороте листа, вверху самой последней страницы книги, коротко описал только что увиденную картину нового рассвета и добавил такие слова:
«Кто никуда не плывёт — тому попутных ветров не бывает. Я не ведаю, какое будущее нам суждено. Людям дано лишь предполагать… и надеяться, и верить в свою удачу. Добраться бы до Европы, а там уж выяснится, где корсарам Одина суждено дать свой последний бой, чтобы заслужить прощение небесных покровителей и напомнить нынешним королям Старого Света, что кровь неустрашимых северных воинов, некогда бросавших вызов их предкам, ещё не у всех ныне живущих растворилась в жилах бесследно»
Точки в конце записи капитан «Святого копья», последнего драккара карибских викингов, в самом деле не поставил. Будто намеревался ещё продолжить мысль.
Ведь большая половина последней страницы записной книги Джона Дарси Ульвссона, человека удивительной судьбы, так и осталась чистой…
Постскриптум
(послесловие переводчика)
Воздавайте, люди, за добро только добром и не сотворяйте злое и непотребное там, где вас принимали с добром и открытой душой.
Не воздавайте, люди, добром за причиненное вам зло, ибо, ежели воздавать будете добром за зло, то чем воздавать вы станете за добро.
Каждый настоящий мужчина из любого древнего Рода должен знать, что Совесть и Меч надо с детства беречь.
Из Заповедей ОдинаЭтот старинный дневник я обнаружил случайно среди книг библиотеки моего деда, единственным наследником которого, так уж вышло, я оказался.
Правильно произнесённая, наша фамилия для уха, привычного к русскому, звучит необычно, хотя где-нибудь в Плимуте, Ливерпуле или Дувре её носителей наверняка пруд пруди. Тем не менее, насколько я знаю, никто из моих предков не стремился переделаться в Морлова или в Морелина. Так что я — по-прежнему Морли. Правда, в паспорте переиначено в «Морлей», написание и произношение русифицировано, подобно фамилии актрисы Варлей, популярной у поколения моего дедушки. Это слово тоже, конечно, более правильно выговаривать как «Варли».
Впрочем, речь не обо мне. И даже не о моих пращурах. Рассказать о нашей фамилии необходимо в связи с находкой, которую когда-то сделал какой-то из моих несколько раз прадедушек. По крайней мере я так думаю, что дневник нашёл кто-то из тогдашних Морли. Иначе как бы эта книга оказалась в библиотеке моего деда? Он ведь не был историком, его профессия не подразумевала работу с текстами и документами, дедуля просто любил читать. И каким образом этот антикварный «блокнот» попал к нему, я не знаю. Вот по какой причине Морли оказались в России, мне известно. Из поколения в поколение сохранялось семейное предание об импортированном Петром Первым английском мастере-корабельщике, но об этой рукописной книге в кожаном переплёте в нём ни разу не упоминается.
Я тоже не имел никакого отношения к науке истории или к работе с текстами, как научными, так и художественными. Однако мой прадедушка Морли однажды, лет триста назад, по всей вероятности, нашёл бочонок, выброшенный морем, на берегу родины моих предков по отцовской линии. Затем его сын или внук очутился в молодой империи Петра Первого Романова и со временем обрусел. По прошествии столетий я нашёл этот дневник среди унаследованных книг. И мне пришлось браться за изучение истории и языка предков. Так поневоле я и превратился в переводчика дневника Джона Дарси из рода Волка…
Немало времени понадобилось мне, чтобы ознакомиться с содержанием записок. Английский язык «золотой эпохи пиратства» существенно отличается от современного первого международного. И хотя я в общем-то владел «инглишем» куда лучше, чем на школьном уровне «май нэйм ис Колья», «фак ю» и «мадэ ин уса», доступном большинству населения бывшего СССР, но трудности чтения и понимания иногда зашкаливали.
Вначале я хотел переписать дневник на современный английский, но затем решил, что когда перед отлётом выложу сканированные страницы (кроме одной) на вебсайте, то все люди, знающие английский язык, сумеют прочесть и без моей помощи, если захотят. Поэтому сделал перевод на тот язык, на котором думаю. Родной для меня самого, а не для моих далёких предков. Этот перевод я тоже обнародую под каким-нибудь псевдонимом. Мне кажется, что вначале текст должен восприниматься как художественное, литературное произведение. Так будет идеологически правильно. Не заявлять же с первых слов, что всё изложенное в этой книге — истинная правда и карибские викинги никакой не миф и не историческое допущение!..
Стилистика моего перевода со староанглийского на более-менее современный русский, перевода местами отрывочного и сумбурного, возникла под давлением обстоятельств, вынужденно. Фрагментарность самих дневниковых записей усугубилась печальным фактом. Не все листки уцелели в течение веков, жестокое время не пощадило часть страниц, поэтому что-то приходилось дополнять самостоятельно, исходя из логики происходившего. Местами сырость, враг всех документов, написанных в открытом море, настолько испортила старые чернила, что они расплылись в сплошные выцветшие кляксы, и прочесть слова становилось просто невозможным. Порою и сам рукописный текст превращался в бессвязный набор фраз и сокращений, и уловить его смысл при всём желании почти не удавалось.
Поэтому я так и не узнал, что случилось с Джекменом, втравившим автора записок в историю. И с другими карибскими деятелями той эпохи, желавшими использовать Джона Уилсона в своих планах, которые он решительно не принял. Почти не сохранилось страниц с описанием захвата острова Дракона и кровавого уничтожения племени островитян, что случилось в отсутствие флота, полным составом совершавшего очередной викингр. Нет в дневнике и внятных сведений, почему так странно вёл себя зловещий Чёрный Пират, какие боги принуждали его к загадочным поступкам. И почему доктор оказался в трюме с невольниками? Неужели коварный вожак «Чёрного ангела» действительно был настолько дальновидным и прозорливым, что предощущал дальнейшие события и попытался загодя внедрить своего шпиона… Да уж, без мистики во всей этой истории не обошлось точно! Чем дальше я углублялся в неё, тем отчётливей понимал, что слова автора записок о внимании небесных покровителей, не оставляющих людей без пригляду, не просто метафора, употреблённая в переносном смысле. Нечто таинственное, неуловимое обычными органами чувств, но совершенно реальное для участников той истории рядом с ними постоянно присутствовало. Но увы, некоторые из записей, возможно, содержавших в себе объяснения, остались для меня тайной за семью печатями. Приходится автору дневника поверить на слово.
