Бернард Корнуэлл - Битва Шарпа
— Мы уведем лошадей, — посоветовал он Шарпу, — и пусть французики роются в фургоне. Это займет педерастов на какое-то время, а мы в это время убежим. — Его лошади, довольные, громко жевали траву, в то время как Шарп прикидывал расстояние до французских драгун, медные шлемы которых вспыхивали золотом в солнечном свете.
И как раз в то самое время, когда он решил, что, может быть, ему придется внять совету кучера и отступить, вмешался эскадрон кавалеристов в синих мундирах. Вновь прибывшие были британскими легкими драгунами, которые втянули французов в стремительную стычку палашей против сабель.
Кучер спрятал нож и щелкнул языком, заставив лошадей тронуться. Стрелки забрались обратно в фургон, который потащился к роще, заслонявшей происходящее на юге, где пороховой дым поднимался в белесое небо.
Затем залп тяжелых орудий прогремел на севере, и Шарп обернулся и увидел, что края занятого британцами плато заволокло пороховым дымом — это батареи главного калибра послали свои грозные снаряды на восток.
— Лягушатники снова напали на деревню, — сказал Шарп.
— Не самое удобное место, чтобы драться, — сказал Харпер.
— Радуйтесь, что мы здесь, а не там, парни.
— И молитесь, чтобы педерасты не прикончили нас здесь, — добавил сержант Латимер уныло.
— Все равно придется умирать когда-нибудь, не так ли, мистер Шарп? — спросил Перкинс.
— Сделай это в своей постели, Перкинс, с Мирандой возле тебя, — ответил Шарп. — Ты заботишься о девочке?
— Она не жалуется, мистер Шарп, — сказал Перкинс, вызвав тут же целый хор насмешек. Перкинс все еще страдал без своей зеленой куртки и весьма сожалел об утрате мундира с черной нарукавной повязкой, обозначающей, что он Избранный — отличительный знак, даваемый только лучшим и самым надежным стрелкам.
Фургон покачнулся, пересекая глубокую колею, проложенную каким-нибудь фермером, которая вела на юг через рощу к дальним деревням, наводненным французами. 7-я дивизия перемещалась на север, со стороны леса к плато, в то время как недавно прибывшая Легкая дивизия развертывалась за более широкой дорогой, ведущей в Португалию. Отступающие батальоны двигались медленно, со скоростью улитки, что объяснялось множеством раненых в их рядах, но по крайней мере они шли непобежденные, под развевающимися знаменами.
Кучер фургона натянул вожжи, чтобы остановить лошадей среди деревьев, где Легкая дивизия разбила временный лагерь. Два хирурга раскладывали ножи и пилы на брезенте, расстеленном под дубами, в то время как полковой оркестр играл на расстоянии нескольких ярдов. Шарп велел стрелкам оставаться с фургоном, пока он не получит приказ.
Легкая дивизия выстраивалась в несколько каре на равнине между лесом и дымящимися деревнями. Французская кавалерия гарцевала вдоль фронтов каре, пытаясь спровоцировать залпы, бесполезные на слишком большом расстоянии. Британская кавалерия стояла в резерве, ожидая, пока французская не подойдет слишком близко. Шесть пушек конной артиллерии стреляли по французским орудиям, в то время как группы стрелков занимали скальные обнажения, выступавшие на равнину. Генерал Кроуфорд, раздражительный командир Легкой дивизии, пришел спасать три с половиной тысячи солдат и офицеров 7-й дивизии, а теперь перед теми тремя и половиной тысячами стояли четыре тысячи французских кавалеристов и двенадцать тысяч французских пехотинцев. Пехота выдвигалась в колоннах от Поко Велья.
— Шарп? Что, черт возьми, вы делаете здесь? — Бригадный генерал Роберт Кроуфорд, с жестоким и недовольным выражением лица, смотрел на Шарпа. — Я думал, вы покинули нас и присоединились к бездельникам дивизии Пиктона.
Шарп объяснил, что он доставил фургон боеприпасов, который теперь ждет среди деревьев.
— Пустая трата времени тащить нам боеприпасы, — отрезал Кроуфорд. — У нас и так много. И почему, черт возьми, вы занимаетесь доставкой боеприпасов? Понижены в должности, не так ли? Я слышал, что вы попали в опалу.
— Я исполняю административные обязанности, сэр, — сказал Шарп. Он знал Кроуфорда еще по Индии, и как у любого стрелка в британской армии, у Шарпа было сложное отношение к «Черному Бобу» — порой он негодовал на строжайшую, невыносимую дисциплину, которую тот требовал, но также и признавал, что в лице Кроуфорда армия имеет военачальника, почти столь же талантливого, как сам Веллингтон.
— Они собираются пожертвовать вами, Шарп, — сказал Кроуфорд беззаботно. Он не смотрел на Шарпа, но вместо этого наблюдал за большой группой французских кавалеристов, которые готовились к совместной атаке против его недавно прибывших батальонов. — Вы расстреляли пару лягушатников, не так ли?
— Да, сэр.
— Неудивительно, что вы в опале, — сказал Кроуфорд и расхохотался. Его верховые адъютанты собрались в плотную группу за спиной генерала. — Приехали один, Шарп, или как?
— Со мной мои зеленые куртки, сэр.
— И педерасты еще не забыли как воевать?
— Я думаю, что они помнят, сэр.
— Тогда постреляйте для меня. Вот ваши новые административные обязанности, мистер Шарп. Я должен держать дивизии на безопасном расстоянии от пехоты лягушатников, а значит, на нас набросятся вся их артиллерия и вся кавалерия, но я надеюсь, что мои стрелки изведут лошадей и убьют проклятых пушкарей, и вы можете помочь им. — Кроуфорд обернулся. — Баратт! Распределите боеприпасы и отошлите фургон назад с ранеными. Идите, Шарп! И смотрите в оба, мы не хотим, чтобы вы остались здесь одни.
Шарп колебался. Это был опасно — задавать вопросы Черному Бобу, человеку, который ждал мгновенного повиновения, но слова генерала заинтриговали его.
— Значит, мы не остаемся здесь, сэр? — спросил он. — Мы возвращаемся к горному хребту?
— Конечно, мы возвращаемся, черт подери! Какого черта, вы думаете, мы пришли сюда? Чтобы совершить самоубийство? Вы думаете, что я тащился сюда для того, чтобы дать проклятым лягушатникам потренироваться в стрельбе? Да провались они все в ад, Шарп!
— Да, сэр. — Шарп отбежал, чтобы собрать своих людей, и почувствовал, как на него нахлынула внезапная волна страха, смешанного с надеждой.
Потому что Веллингтон оставлял дорогу назад в Португалию. Теперь не будет никакого безопасного отхода, никакого организованного отступления через броды Коа, потому что Веллингтон отдавал эти дороги противнику. Британцы и португальцы должны стоять и сражаться, и если они проиграют, то они умрут, и с ними умрут бы все надежды на победу в Испании. Поражение теперь означало не только то, что Алмейда будет освобождена, но что британская и португальская армия будут уничтожены. Фуэнтес-де-Оньоро стало битвой на смерть.