Бернард Корнуэлл - 1356
— Монжуа Сен-Дени! Монжуа Сен-Дени и король Иоанн!
С флангов бредущих латников прикрывали арбалетчики. Каждого стрелка сопровождал боец с павезой. За щитом в рост человека арбалетчик прятался во время перезарядки от губительных английских стрел. Первые ряды французского войска настороженно зыркали на виднеющихся в промежутках зелёной изгороди англичан. До первых стрел французы не опускали забрал. Первые шеренги состояли из воинов в пластинчатой броне. Они, за редким исключением, даже щитов с собой не взяли. Многие несли укороченные копья, чтобы при сшибке опрокинуть врага, честь добить которого оставляя вооружённым булавами и моргенштернами товарищам. Мало у кого в руках сверкали мечи. Клинком доспех не пробьёшь, латного лучше бить утяжелённым свинцом оружием, которое плющит, проламывает и гвоздит самые крепкие латы.
Дофин к общему кличу не присоединился. Он настоял на том, чтобы идти в бой в первой шеренге, хотя крепостью тела он с отцом-королём сравниться не мог. Принц Карл был хрупок, длиннонос и бледен до синевы. За короткие ноги и непомерно длинные руки придворные за спиной кликали его «Ле Санж», но если он и был обезьяной, то обезьяной умной. Он знал, что подчинённые не уважают тех командиров, что прячутся за чужие спины. Комплект миланских доспехов дофина был начищен песком и уксусом до блеска, синий жюпон украшали вышитые золотой нитью королевские лилии. В руке принц держал меч. Отец лично настоял, чтобы дофин учился искусству владения клинком, но даже оруженосцы пятью годами младше Карла походя побеждали его в учебных поединках. Потому-то и прикрывали сейчас дофина ветераны, закалённые в сечах.
— Надо было голодом уморить, — буркнул принц, глядя на англичан.
— Сир? — перекрикивая гром барабанов, вопли и трубы, переспросил ближайший к Карлу боец.
— Позиция, говорю, сильная у противника! — повысил голос принц.
— Тем больше славы побить их, сир!
Дофин счёл реплику глупой. Перед глазами просверкнуло что-то белое, и автор дурацкого замечания с такой силой захлопнул дофину забрало шлема, что принц на миг оглох и ослеп. Ратник довольно пояснил:
— Стрелы, сир!
Стрелы летели с боков изгороди, наискось сыплясь на подступающее войско. Часть пускали небольшие кучки лучников перед проломами изгороди. Дофин слышал, как наконечники с глухим стуком впиваются в щиты и, звякают о латы. Забрало шлема давало плохой обзор, и дофин скорее почувствовал, чем увидел, что его соратники ускорились и образовали перед принцем плотный заслон, сквозь который он не имел ни сил, ни желания прорываться.
— Монжуа Сен-Дени! — продолжали драть глотки французы, накатываясь на изгородь.
Лучники скрылись, и только дофин успел подумать, что англичане почему-то никакого клича не выкрикивают, как те грохнули:
— Святой Георгий!
И два строя сошлись с лязгом.
С криками.
И началась резня.
— Где ваши лошади? — повернулся к Томасу герцог Оксфорд.
Оксфорд, как заместитель Уорвика, имел право принимать самостоятельные решения, и вот он решил, что большая часть сил, прикрывающих брод, нужнее там, на холме.
— Лучников Уорвика я оставлю здесь, — озабоченно бросил он Томасу, — А ты бери лошадей и со всей своей братией давай на холм!
Холм хоть и был сравнительно недалеко, но путь верхом экономил время, а сейчас на счету была каждая минута.
— Коней сюда! — заорал Томас через реку.
Слуги и грумы торопливо перевели лошадей по броду, кое-как обойдя опрокинутый воз. Кин, сидя на кобыле без седла, переправился первым.
— Французы, что, задали стрекача? — осведомился ирландец, посматривая в сторону груды железа и мяса, ещё недавно являвшейся сливками французского рыцарства, и рощицы, куда сбежали остатки воинства д’Одрегема.
— Вот ты и разузнай, — ответил Томас.
Он не хотел покидать брод, не уверившись окончательно, что повторной атаки на обоз противник не предпримет.
Кин смерил командира озадаченным взглядом, свистнул псов и порысил на кобылке в рощицу. Латники Уорвика тяжело трусили на холм, прихватив с собой наполненные водой бурдюки. Так распорядился Оксфорд:
— Берите, сколько утянете! Там все от жажды умирают…
Томас на коне, взятом под Монпелье, отыскал в череде возов телегу, наполненную пустыми бочонками.
— Что в них было? — осведомился у ездового.
— Вино, господин.
— Налей их водой и вези на холм.
Возчик испуганно забубнил:
— Господин, лошадки не выдюжат вгору, с полными-то бочками…
— Ещё коней припрягли. И людей толкать возьми. Действуй! Съездишь раз, вернёшься за новой порцией.
Ездовой что-то недовольно пробурчал, но Томас его не слушал. Подъехав к усевшимся на коней эллекинам, он решительно заявил Женевьеве с Хью и Бертильей:
— Вы трое остаётесь здесь! С обозом!
Дав коню шпоры, он помчался к вершине холма. Обогнав пыхтящих латников Уорвика, предложил им:
— Хватайтесь за стремена!
Те благодарно сцапали стременные ремни. Бежать, тем более вгору, держась за стремена, было гораздо легче.
Тем временем Кин вернулся на берег и, обнаружив, что Томас скачет на холм, легко догнал его на своей проворной кобылке.
— Смылись, — доложил шотландец, — А там их видимо-невидимо.
— Где «там»?
— В долине. Тысячи! Иисусе сладчайший!
— Дуй на холм и приведи на брод священника.
— Зачем?
Обещанный Кобхэмом священник до брода так и не добрался.
— Что за вопрос? Людям нужно причаститься.
Кин кивнул и, подозвав собак, помчался наверх.
И до Томаса донёсся жутковатый звук, с которым сшибаются две массы доспешных бойцов. Сталь и сталь, железо о железо.
Баталия дофина ударила в самый центр английской линии, где в изгороди зияла широкая просека, а над рядами бойцов среди других знамён реял стяг, на котором к двум четвертям с английскими львами были вызывающе добавлены две четверти с французскими королевскими лилиями. Флаг принца Уэльского, а под ним верхом на статном жеребце восседал сам Эдуард. И боевая ярость багрово туманила взор французов. Ярость, замешанная на страхе и возбуждении. Охваченные этим чувством бойцы волками рвались к врагу, как и те, чей разум был затенён винными парами. Стрелы сыпались на ряды французов, пробивая щиты, тупясь о броню, иногда находя щель меж пластин, но через павших перешагивали, и вал доспешной пехоты врезался в англичан.
Это первое столкновение было очень важно. Укороченные копья сбивали обороняющихся с ног, топоры и палицы крушили броню, французы орали на пределе лёгких, наступая и продавливая боевые порядки англичан.
