Бернард Корнуэлл - 1356
И один из них ответил на вызов. Он был парижанин, сильный, как бык, и быстрый, как молния. Тёмная синева его жюпона походила на ночное небо, а доспехи не ведали полировки. Эмблемой его был красный полумесяц, нарисованный на щите и вышитый на гербовой накидке.
— Предатель! — крикнул он де Верреку.
Роланд ухом не повёл.
Парижанин и пятеро его товарищей спустились к де Верреку.
— Эй, предатель! — вновь проревел парижанин.
И опять де Веррек даже не шелохнулся.
— Убивать тебя не стану! — надрывался парижанин по имени Жюль Ланжье, без труда орудовавший пятиметровым ясеневым копьём, — Я тебя не убью! Я привезу тебя в цепях королю, и пусть он казнит тебя! Может, хочешь сбежать? Давай! Я обещаю, что гнаться не буду!
Роланд де Веррек вместо ответа захлопнул забрало и нацелил копьё вперёд.
— Жюль! — предупредил парижанина кто-то из поединщиков, — Следи за его копьём. Он любит в последний миг поднимать наконечник. Голову береги.
Ланжье кивнул и рявкнул де Верреку:
— Эй, девственник! Беги, пока можешь!
Конь Роланда начал разбег. Гасконец заметил, что его путь чуть наискось пересекает продавленная в грунте тележная колея, неглубокая, но достаточная, чтобы лошадь запнулась. Рыцарь нажал коленом, посылая коня чуть левее борозд.
Он отрешился от всего на свете, будто наблюдая за собой со стороны. Хладнокровие и отточенность движений — вот главное на ристалище. С Ланжье он оружие не скрещивал ни разу, но на турнирах его бои видел, и помнил, что тот в атаке низко наклоняется, дабы уменьшить для противника цель, отбивает копьё крепким щитом и в миг, когда соперник пролетает мимо, своё копьё отбрасывает, выхватывая висящую у колена булаву и обрушивая её на противника сзади. Приём был отработан и Ланжье ему не изменял. Наверняка, намеревался применить ту же тактику и сейчас. Если Роланд допустит это, то последнее, что он увидит в схватке (а то и в жизни) — сноп искр перед глазами в мгновенье, когда булава проломит шлем.
— Трус! — рявкнул парижанин, ударяя коня шпорами.
Роланд в ответ вытянул на ходу левую руку и выбросил щит. Он будет сражаться без него. Его жест разозлил Ланжьера. Два всадника сближались. Привычные к турнирам дестриеры в нужный момент сами перешли на галоп. Роланд коленом направлял коня левее колеи. Наконечник копья гасконца находился на уровне глаз Ланжье. Противников разделяли считанные шаги, грохот копыт, казалось, заполнил мир, когда дестриер парижанина споткнулся. Ланжье не понял, что случилось, он жал коленом бок коня, вынуждая выправить бег, а животное вместо этого пало на колени и повалилось на траву, заливая её кровью, потому что копьё де Веррека, направленное секунду назад в шлем парижанина, пронзило грудь жеребца.
— Это тебе не ристалище, — первый раз разомкнул губы Роланд, подъезжая к Ланжье.
От копья он уже избавился, достав Дюрандаль. Парижанин судорожно дёрнулся, но его нога была намертво зажата тушей умирающего дестриера, и, что хуже всего, конь упал на тот бок, где висела палица. Бам! Голова Ланжье мотнулась в сторону от удара мечом по шлему. Бам!
— Сними шлем, — приказал Роланд.
— Иди в задницу, девственник вшивый!
Меч вновь звучно бамкнул по шлему полуоглушённого Ланжье, затем кончик клинка скользнул в щель между верхним краем забрала и шлемом, упёршись парижанину в переносицу.
— Хочешь жить, — невозмутимо растолковал Роланд, — снимай шлем.
Ланжьер непослушными пальцами распустил застёжки. Другие поединщики молча наблюдали, не вмешиваясь. На поле чести третьему не место. Ланжьер скинул стальной колпак, обнажив копну жидких чёрных волос. С проколотой Дюрандалем кожи на переносице сбегала струйка крови.
— Вернёшься к своим, — ровно произнёс Роланд, — передай Лабрюилладу, что «вшивый девственник» намерен его убить.
Настал черёд Ланжье хранить безмолвие.
Роланд развернул коня и, вложив Дюрандаль в ножны, поскакал прочь. Он передал то, что хотел. Англичане, видевшие схватку из-за живой изгороди, разразились приветственными криками. Роланда их ликование не тронуло. Он сражался не ради них.
Ради Бертильи.
Ни одного англичанина лорду Дугласу сегодня укокошить не удалось. Его нога была сломана тушей коня, кость руки перебита стрелой, а второй стрелой пронзено лёгкое. В бессознательном состоянии лорда принесли в дом, где накануне квартировал король. Цирюльник-хирург снял с шотландца броню, вырезал древко стрелы, торчащей из груди. Глубоко засевший наконечник трогать не стал, обильно полив рану мёдом. Приближённым лорда сказал:
— Найдите телегу и везите его в Пуатье. Монахи обители Сен-Жан позаботятся о вашем господине. Везите медленно. Представьте, что везёте молоко и не хотите сбить его в масло. Чем медленнее повезёте, тем больше шансов у вашего лорда увидеть родную Шотландию.
— Так, тащите лорда к этим дурацким монахам, — приказал соплеменникам Скалли, — А я хочу подраться. Хочу убить кого-нибудь.
В дом несли и несли раненых. Они пострадали в атаке под началом маршала Клермона на правый фланг англичан. Как и д’Одрегему, де Клермону тоже удача не улыбнулась. Его тяжёлые всадники угодили в вырытые англичанами ямы да канавы, и были добиты лучниками.
Опозорившиеся на виду у двух армий поединщики возвратились, и французское войско угрюмо двинулось на английский холм. Первую баталию вёл дофин, окружённый рыцарями Ордена Звезды, готовыми закрыть наследника телами от опасности. Баталия принца насчитывала более трёх тысяч бойцов. Они шли, сшибая колышки, к которым были привязаны лозы, и вытаптывая виноград. Над шлемами развевались стяги, а на западном холме гордо реяла орифламма. Пока полоскалось на ветру это двухвостое шёлковое полотнище французы не брали пленных и никому не давали пощады. Любой вояка лелеял мечту захватить в плен богатого вельможу, но сейчас, в начале битвы, было не до расшаркиваний с врагом. Сейчас требовалось проломить строй врага, лишить его уверенности в собственных силах, бить в хвост и гриву. Вот свернут орифламму, тогда и наступит черёд позаботиться о кошельках. Но орифламму трепал ветер, значит, пощады не будет никому. За баталией дофина двигалась баталия его дяди под бой больших барабанов. К славной победе.
Для англичан и гасконцев (по крайней мере, для тех из них, кто мог выглядывать в прорехи живой изгороди) ползущее вверх по склону пешее французское войско представляло собой зрелище устрашающее и величественное. Шёлк и сталь, перья и клинки. Металл доспехов покрывали сюрко: красные и синие, белые и зелёные, яркостью соперничавшие с трепыхавшимися в воздухе знамёнами. Пели трубы, били барабаны. Раздался клич, подхваченный тысячами глоток:
