Альфред де Виньи - Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII
— Боже мой, как я боюсь, Анри! — сказала она в исповедальне. — Вы велите мне приходить без стражи, пешком: я постоянно дрожу, как бы меня не увидели выходящей из Неверского дворца. Долго ли мне еще прятаться, точно преступнице? Королева была недовольна, когда я во всем ей призналась; и если она опять заговорит об этом, то строгим, сердитым тоном, я опять буду плакать. Я очень боюсь.
Она умолкла, и Сен-Мар лишь глубоко вздохнул в ответ.
— Что такое? Почему вы молчите?
— И это все, что вас тревожит? — с горечью спросил он.
— Разве этого мало? О мой друг! Каким тоном, каким голосом вы разговариваете со мной? Вы сердитесь потому, что я опоздала?
— Нет, сударыня, вы пришли рано, слишком рано для того, что вам предстоит услышать, ибо вы, как видно, весьма далеки от истины.
Мария, огорченная мрачным, горьким тоном этих слов, заплакала.
— Боже мой, боже мой, чем я провинилась, что вы называете меня «сударыней» и так сурово обращаетесь со мной.
— Успокойтесь, — продолжал Сел-Map насмешливо. — Вы ни в чем не повинны, виновен я, я один; и не перед вами, а ради вас.
— Что же вы сделали дурного? Неужели велели умертвить кого-нибудь? О, нет, быть этого не может, вы такой добрый!
— Полноте, разве вы не имеете никакого отношения к моим замыслам? Неужели я не понял вашей тайной мысли, когда вы смотрели на меня у королевы? Неужели я разучился читать в ваших глазах? И горевшее в них пламя было вызвано глубокой любовью к Ришелье? Что сталось с восхищением, обещанным вами тому, кто посмеет все высказать Людовику Тринадцатому? Неужели все это ложь?
Мария разразилась слезами.
— Вы вечно разговариваете со мной как-то сухо, — сказала она. — Я этого не заслужила. Если я и молчу о вашем страшном заговоре, неужели вы полагаете, что Я о нем забыла? По-вашему, я недостаточно несчастна? Вы хотите видеть мои слезы? Смотрите же на них. Я и так лью их слишком много втайне от вас, Анри; если во время наших последних свиданий я избегала этого ужасного разговора, то лишь из боязни узнать слишком много; я только и думаю что о грозящих вам опасностях!. Разве я не знаю, что вы подвергаетесь им. из-за меня? Увы, вы сражаетесь ради меня, но мне тоже приходится выдерживать не менее жестокие нападки! Однако вы счастливее меня: вы сражаетесь с ненавистью, я же борюсь с дружелюбием. Кардинал выставит против вас людей и оружие, а королева, кроткая Анна Австрийская, прибегает только к нежным советам, ласкам, порой к слезам.
— Трогательное, непреодолимое принуждение, дабы заставить вас принять трон, — сказал Сен-Мар с горечью. — Согласен, что вам не легко бороться с подобными соблазнами; но прежде всего, сударыня, следует освободить вас от данной вами клятвы.
— Великий боже! Что же грозит нам?
— Сам бог против нас, — проговорил Анри сурово. — Король обманул меня.
Аббат задвигался в исповедальне.
— Я это предчувствовала! — воскликнула Мария. — Вот то несчастье, которого я страшилась! Неужели я всему виною?
— Он обманывал меня, пожимая мне руку, — продолжал Сен-Мар. — Он предал меня негодяю Жозефу, которого мне предлагают умертвить.
Аббат содрогнулся от ужаса, и дверь исповедальни приоткрылась.
— Не бойтесь, отец мой, — продолжал Анри д'Эффиа, — ваш воспитанник никогда не нанесет удара исподтишка. Я мечу гораздо выше и поражу своих врагов среди ясного дня. Но сначала я должен выполнить некий священный долг. Взгляните, ваш сын приносит себя в жертву на ваших глазах! Увы, я недолго жил для счастья! И, быть может, готовлюсь разрушить его вашей же рукой, той самой рукой, которая его благословила.
С этими словами он отворил зарешеченное окошко, отделявшее его от престарелого аббата; но тот по-прежнему хранил непонятное молчание и лишь надвинул на лоб капюшон.
— Верните герцогине Мантуанской это обручальное кольцо, — сказал Сен-Мар уже менее твердым голосом, я возьму его обратно лишь в том случае, если она вторично отдаст мне его, ведь я уже не тот, с кем она обручилась.
Священник резко схватил кольцо и просунул его в решетку противоположного окошка; такое безразличие удивило Сен-Мара.
— Как, отец мой, неужели и вы изменились? — спросил он.
Но Мария уже не плакала; она возвысила свой ангельский голос, и он разбудил под стрельчатыми сводами церкви отзвук, похожий на нежнейший вздох органа.
— Не гневайтесь, друг мой, — сказала она, — я вас не понимаю. Можем ли мы расторгнуть узы, которые соединил бог? Я не покину вас в беде. Если король и разлюбил вас, по крайней мере он не сделает вам зла, в этом вы можете быть уверены, ведь не причиняет же он зла кардиналу, а его он никогда не любил. Вы считаете себя погибшим только потому, что он не пожелал расстаться со своим старым слугою? Что ж, подождем, пока не вернется его расположение; забудьте о заговорщиках, они так меня страшат. Если у них больше нет надежды, так слава богу. Значит, мне не придется постоянно дрожать за вашу жизнь. Что с вами, мой друг, к чему понапрасну огорчаться? Королева нас любит, и мы еще очень молоды — подождем. Будущее прекрасно, раз мы соединены навеки и уверены в своем чувстве. Расскажите мне лучше о том, что сказал вам король в Шамборе. Я долго следила за вами взглядом. Боже мой, какой печальной была для меня эта охота!
— Он предал меня, говорю вам, — ответил Сен-Мар. — Кто бы мог этому поверить?! Вы сами видели, как горячо он пожимал нам руки — своему брату, мне, герцогу Буйонскому; он вникал во все подробности заговора, осведомился даже о том, когда Ришелье арестуют в Лионе, и сам назначил место его ссылки (они требовали смерти кардинала, но в память моего отца я настоял на том, чтобы ему даровали жизнь). Король сказал, что будет лично руководить всем в Перпиньяне; и, однако, Жозеф, этот подлый шпион, только что ушел от него по лестнице Лилий! О Мария, признаться ли вам? Я был потрясен до глубины души, когда узнал об этом; я усомнился решительно во всем, и мне показалось, что мир перевернулся, ведь истина покинула сердце короля. Все рушилось у меня на глазах, еще час, и заговора бы не существовало; я потерял бы вас навсегда; оставалось одно только средство…
— Какое? — спросила Мария.
— Договор с Испанией был у меня в руках, я его подписал.
— О, небо! Разорвите его.
— Он уже послан.
— С кем?
— С Фонтраем.
— Верните его.
— Невозможно, он, верно, уже миновал Олоронские ущелья, — проговорил Сен-Мар, вставая. — Все готово в Мадриде, все готово в Седане. Войска ждут меня, Мария; да войска! И Ришелье окружен ими! Кардинал пошатнулся, останется нанести последний удар, чтобы свалить его, и вы будете моей навсегда, будете принадлежать мне, победоносному Сен-Мару!
