Эрнест Капандю - Рыцарь курятника
– Пора! Я чуть было не заснул, – раздался хриплый голос.
Этот голос принадлежал кавалеру Морлиеру.
– Все идет прекрасно, – сказал Ришелье.
– Но полагаю, однако, что я все еще нужен вам?
– Да.
– Что я должен делать?
– Завтра д'Этиоль должен дать свободу своей жене.
– С которого часа?
– С семи часов вечера.
– Хорошо.
– Вы это устроите?
– Я уже устроил.
– Как?
– Я все предвидел. Вы же знаете мои способности! Второго такого, как я, нет на свете! И как подумаешь, что король, может быть, никогда не положит мне пенсию!
– Что вы сделали?
– Вот что. Зная, что король увидит сегодня вечером на балу хорошенькую нимфу, я еще более был уверен, что он захочет повидать ее и завтра. Поэтому я сел играть с д'Этиолем в брелан, но, по моей привычке выигрывать, а по его – проигрывать, я забрал у него деньги, да еще и выиграл ужин на завтра. Вы понимаете?
– Дальше?
– Итак, завтра мы ужинаем в семь часов. Мы пригласили гостей. Сцена будет разыграна в кабаке «Царь Соломон». Я сажусь возле д'Этиоля, называю его моим другом и клянусь ему переколоть всех, кто только осмелится посмотреть на его жену. Мои чувства, речи и отличные вина воодушевят его. В ту минуту, когда будут наливать шампанское, я подсыплю в его бокал достаточную дозу того слабительного порошка, который я всегда ношу с собой и который оказал мне столько услуг…
– Как? – сказал Ришелье. – Вы употребляете слабительное?
– Это самый лучший способ. Если бы вы знали, сколькими победами над женщинами обязан я этому способу!
– Мне хотелось бы узнать этот новый способ нравиться.
– Ничего не может быть проще. Когда мне нужно расстроить какое-нибудь свидание, я ужинаю, обедаю или завтракаю с моим приятелем, рассчитывая время. Порошок производит свое действие: несчастный любовник, чувствуя себя нездоровым, вынужден писать записочку, чтобы извиниться. Я беру на себя поручение, вижусь с красавицей и рассказываю ей о неверности ее возлюбленного, выдуманной мною, и это прямиком ведет ее к мысли о мщении. Вот и весь секрет.
– Замысловатый способ, – заметил Ришелье.
– Благодаря приличной дозе порошка, – продолжал Морлиер, – я освобожу вас от д'Этиоля до завтрашнего дня.
– Очень хорошо.
Морлиер протянул руку, раздался звон золота, и Морлиер опустил кошелек в карман.
– Больше ничего? – спросил он.
– Ничего, – отвечал Ришелье.
– В таком случае прощайте.
Карета остановилась. Морлиер проворно спрыгнул, не ожидая, чтобы опустили подножку; он сел во вторую карету, которая была пуста, и приказал надменным тоном:
– Назад, в ратушу!
Слуга запер дверцу. Морлиер закутался в плащ, и карета быстро покатилась по набережной к Гревской площади.
ХХХVI Две сестры– О! Как хороши эти бриллианты, милая Нисетта! Подними руку к свету, чтобы я лучше их рассмотрела.
Нисетта повиновалась, она подняла левую руку, и на нее упал свет от люстр.
– Как он блестит!
– А твой, Сабина, он также очень хорош! Дай посмотреть!
Сабина подняла руку, на которой блестел перстень, подаренный ей королем.
Девушки разговаривали в «гостиной цветов». Король уехал с бала, но оживление не спадало. Все танцующие собирались веселиться до рассвета.
После отъезда короля, оставшегося незамеченным, так как инкогнито его было сохранено, Ролан привел свою сестру и невесту в гостиную, чтобы они могли вздохнуть свободнее вдали от шума и толпы. Нисетта и Сабина сняли маски и сели
рядом, держась за руки; они смотрели друг на друга, и во взгляде Нисетты было глубокое восхищение.
– Боже, – проговорила она, наклоняясь к Сабине и целуя ее, – с тех пор, как ты выздоровела и силы вернулись к тебе, я не могу на тебя наглядеться. Мне все кажется, что ты больна, лежишь на постели, и, когда я вижу тебя улыбающейся, проворной, живой, я спрашиваю себя: ты ли это?
– Дитя мое, – произнесла Сабина, возвращая данный ей поцелуй, – как ты добра и мила!
– О! Я очень тебя люблю.
– И я тебя.
– Какое счастье, – сказала Нисетта, придвигаясь к Сабине, – что наши братья полюбили нас обеих.
– Не удивительно, что Ролан полюбил тебя: ты так хороша!
– И ты также, Сабина. О! Ты гораздо красивее меня.
– Нет, нет…
– Да, я понимаю, что Жильбер, мой брат, обожает тебя.
– И они с Роланом так любят друг друга!
– О! Как мы можем быть счастливы все четверо, Сабина!
– А моего согласия вы не спрашиваете? – раздался мужской голос.
Вошли Жильбер и Ролан. Жильбер был в костюме неаполитанского крестьянина. Увидев молодых людей, Нисетта и Сабина встали в замешательстве.
– Поздно, – сказала Сабина, – нам пора ехать.
– Если ты хочешь, – отвечал Ролан. – Отец уехал в карете короля в Версаль и оставил нам фиакр, в котором мы приехали.
– Дайте мне вашу руку, моя прекрасная Сабина, и пойдемте.
Сабина взяла под руку Жильбера. Она опиралась на эту сильную руку с доверием слабого существа, уверенного в покровительстве сильного. Ролан шел впереди с Нисеттой.
– Какие новости? – спросила Сабина, приблизившись к Жильберу.
– Еще ничего определенного, – отвечал он.
– Однако вы надеетесь?
– Я уверен, что мы узнаем истину, и тогда вы будете отомщены, Сабина.
– Что же надо для того, чтобы достичь цели?
– Надо достать бумаги, запертые в секретном шкафу начальника полиции.
– В секретном шкафу начальника полиции? Пусть король велит ему выдать, отец мой попросит короля.
– Это невозможно. Не говорите об этом вашему отцу, Сабина.
– Почему?
– Потому что тогда вместо успеха, мы, может быть, потерпим неудачу.
– Я не понимаю.
– Вы доверяете мне, Сабина?
– О! Вы это знаете, Жильбер.
– В таком случае предоставьте действовать мне и будем продолжать хранить нашу тайну.
– Но как же вы достанете эти бумаги?
– Я еще не знаю, но достану обязательно.
– И вы думаете, что из этих бумаг узнаете, какой злодей хотел меня убить?
– Да, Сабина. Я искренне и глубоко убежден, что начальник полиции знает, кто вас ранил, он это знает, но сознательно запутывает дело.
– О, Боже мой! – прошептала Сабина. – Но кто же виновен?
– Без сомнения, какой-нибудь знатный вельможа, которого не смеют открыто наказать. Месяц назад король, двор и начальник полиции занимались этим делом. Употребили все силы, чтобы узнать истину, клялись, что они не остановятся, пока не найдут виновного… и никого не нашли, Сабина. Вот уже неделя, как поиски прекратили и перестали заниматься этим делом. Я в этом уверен. Для того чтобы поступать таким образом, начальник полиции должен был встретиться лицом к лицу с каким-нибудь могущественным противником.